— Именно.
— И среди них один — потенциальный дурак, другой — мошенник и только третий — порядочный, здравомыслящий человек? Елисеев, как ты думаешь, на какой минуте развалится такой бизнес?
— Заоблачная ты моя, на этом строятся отношения большей части деловых людей. Только они почему-то живут не на развалинах, все больше на виллах да в коттеджах. Не знаю ни одного, кто бы бедствовал.
— У тебя все?
— В общих чертах — да.
— Тогда я скажу — нет.
— Почему?
— Мне не нравятся эти черты.
— Ну что ж, — вздохнул Дмитрий, поднимаясь из-за стола, — не буду тебя уговаривать. Но могу поспорить на что угодно: ты все равно не успокоишься, пока не сыграешь такую же шутку, как с этим Козелом, еще с кем-нибудь.
А потом еще. И еще. Потому что сама испытываешь драйв. Кто умеет так заводить мужика, подчинять его своей воле, заставляет слепнуть, глохнуть, глупеть и при этом считать, что родился в рубашке, — не остановится на одном. Ты, Машка, даже не подозреваешь, какой силой владеешь. Я плевать хотел на мистику и прочую ерунду, но сидят в тебе ангел с чертом. Может, они сидят в каждом, не знаю. Да только в других они борются, а в тебе пируют. Иногда мне кажется, что я слышу, как они чокаются друг с другом, — и вышел. Не попрощавшись. Нет, ему точно лучше бы заниматься формулами, чем общаться с людьми!
* * *
Приближалось тридцать первое декабря. Елки, смолистый запах, сверкающие гирлянды, шампанское, мандарины, радостно опустошающий свои карманы народ — суета, толкотня, предпраздничная горячка. Сколько бы ни было человечеству тысячелетий, оно всегда в эти дни становится точно ребенок — неуправляемый, наивный, шальной.
— С кем собираешься встречать Новый год, Машенька? — спросил Тимофей Иванович, с наслаждением прихлебывая горячий чаек. Продавец-консультант доживал в «Ясоне» последние дни и поэтому особенно смаковал каждый, превращая заурядное чаепитие в чайную церемонию, обставленную задушевными монологами. Чаевничали, естественно, в каморке эксперта.
— С друзьями?
— Да. — Бедный старик наверняка искренне огорчится, если узнает, что «Машенька» в новогоднюю ночь будет в одиночестве подпирать собой стену, молча вперившись в телевизор. По правде сказать, у нее это особой печали не вызывало, но, впрочем, и особую радость не доставляло тоже.
— Хорошо, — одобрил старший Козел. — Хуже всего — одиночество. Особенно в такой праздник. — Подобно большинству прилично поживших на свете людей, Тимофей Иванович примерял на других то, в чем расхаживал сам. Нынешняя «одежда» казалась ему самой лучшей, и он простодушно считал, что так «одеваться» должен бы каждый. — А я с детьми буду, посидим по-семейному. Честно говоря, не помню, когда мы собирались на Новый год все вместе. Это ведь домашний праздник, — пояснял, как оправдывался. — Когда есть родные, не годится быть одному, правда?