— И что получил?
— Офицерский ремень. Мать, когда узнала про этот спор, тем же ремнем и выпорола.
— Твоим ассоциативным мышлением, наверняка, заинтересовался бы Фрейд. А мне, неискушенной в психиатрии, связь между надеждой и тараканом кажется довольно странной.
— Намекаешь, что я сумасшедший?
— Уверена в этом!
— И тебя не испугает ужин с безумцем?
— На меня нагоняет страх завтрак с умником.
— Тогда выходи, мы уже потеряли целых четыре минуты!
…За месяц она узнала Москву лучше, чем за всю предыдущую жизнь. Постперестроечная столица еженощно пребывала в загуле, как алкаш — в перманентном запое. Дорогие кафе, рестораны, ночные клубы — все колобродило, накачивалось алкоголем, веселилось в пьяном угаре, плодило крыс с тараканами и откармливало людей, словно свиней на убой. Эта кабацкая пестрота быстро приелась, и воскресными вечерами они иногда чинно выдвигались в театр. Улыбки, очочки, конские хвостики, перманент с сединой, сумочки, джинсы, старомодные рюши на блузках, шарканье ног по паркету, бинокли, запах пыльного бархата, покашливание в тишине, буфетная толчея, программки, восторги — вакцина от заразы за театральным порогом. Однажды она увидела двух старушек, достающих из пакетов сменную обувь, и растрогалась чуть не до слез. Частить в этот доверчивый мир не стоило: организм слабеет от частых прививок. Однажды, гуляя по переулкам, они зашли в какую-то церковь. Случайная прихожанка стояла перед иконами без мыслей, без просьб, без веры в потустороннюю помощь, но уходить отчего-то совсем не спешила.
Ее жизнь превратилась в смену узоров из впечатлений, что казалось забавным и возбуждало. Как возбуждал человек, крутивший перед глазами этот чудесный калейдоскоп. Строить планы, анализировать елисеевское высказывание о белой вороне Марии даже в голову не приходило. Она испытывала удовольствие от близости интересного человека и временами сама себе казалась блаженной, готовой обнять и a priori простить весь мир. Если это состояние — глупость, то такой глупости — аллилуйя.
Озадачивало одно: Стернов избегал людей. Особенно Вадима воротило с души от тех, кого почитали СМИ. При виде смиушных доноров, всех этих ксюш, иришек, вованов, славцов, призывно улыбавшихся или панибратски хлопавших по плечу модного ресторатора, у того дергались желваки и белели скулы.
— А ты, похоже, их на дух не переносишь, — однажды заметила она. — Почему?
— Это плесень.
— Из плесени, между прочим, делают пенициллин, который во время войны многим спас жизни. В частности, моему деду, когда его тяжело ранило в сорок пятом, и бабушка после войны ждала мужа еще целых полгода.