— Я попросил Нанетт освободить меня от данного ей слова, — сказал он будничным тоном. — О нашей помолвке никогда официально не сообщалось, это помешала сделать смерть ее отца.
— Но она тебя любит, — попыталась, вся дрожа, убедить его Орелия.
— Когда-нибудь я тебе расскажу, почему я не мог жениться на Нанетт. Перенос на год свадьбы позволил и мне и ей избежать большого несчастья. Думаю, она это поймет, когда затянется ее рана от уязвленной гордости.
— Ах, вот вы где, мадемуазель, — послышался необычно резкий голос мадам Дюкло. — Прошу вас немедленно возвратиться в зал!
— Да, сейчас, — сказал Алекс. — Мне казалось, ей неудобно возвращаться в гостиную с испорченной прической. Посмотрите, мадам, может, вам удастся улучшить мою работу.
Поклонившись, он оставил их наедине.
— Уж больно он дерзок! — Мадам Дюкло, схватив Орелию за руки, повернула к себе спиной, чтобы получше разглядеть ее прическу. Ее проворные руки поправляли локоны. — Просто поразительно! Как это ему удалось?!
— У него две сестры, — задумчиво проговорила Орелия, испытывая невероятный соблазн похихикать. Никогда она еще не была такой счастливой.
— Какая ты красивая! — тихо сказал Алекс. — Интересно, может ли мужчина умереть от любви?
— Ты просто безумец, если говоришь мне такое, — прошептала в ответ Орелия. Щеки ее горели. — Я не желаю этого слушать!
Они встретились в библиотеке перед полками старинных книг, принадлежащих старушке хозяйке, но на сей раз не случайно, а по не высказанному вслух обоюдному согласию. Орелия заметила, как он предпринимал усилия, чтобы оказаться с ней наедине, и постаралась удовлетворить его желание.
Времени было мало. Мадам Дюкло предпринимала все возможное, чтобы не допустить между ними никаких бесед с глазу на глаз. Она следила за ними с такой бдительностью, что Алекс уже не сомневался, что она действует от имени Мишеля Жардэна.
— А разве Жардэн тебе не говорит об этом? Он говорит с тобой о любви?
— Иногда, — призналась Орелия, — но только в шутку. — Она заметила, как помрачнел от гнева Алекс.
Она не верила Мишелю, когда он признавался ей в любви, ей не нравилось, как он с видом собственника запрещал ей любить кого-то другого. Может, это происходило оттого, что он, хотя и сопровождал ее на балах, никогда не приглашал ее на танец и, казалось, был весьма доволен, когда ее осаждали поклонники.
— Он хочет от меня побед, — призналась она ему. — Он утверждает, что мне необходимы друзья. Но он — лучший мой друг. Кроме тебя, — спохватившись, добавила она.
— Я — твоя победа, — твердо поправил ее Алекс. — И этого для тебя вполне достаточно. — Его сердце билось так же сильно, как и ее.