– Это чушь! Я требую судить меня нормальным судом. Пусть придет кто-то из строителей, он скажет, что все это чушь! Да выслушайте же меня!
– Уже выслушали, проклятый поджидок! Ты, Джафар Ад-Дин, сын Мухаммада, в злонамеренном сговоре с жидами пытался отравить население всего Тегерана, чтобы заселить жидами эту землю, предназначенную самим Пророком к заселению правоверными! А потом, когда несчастный персидский народ, ведомый лучшими, взбунтовался и сбросил иго жидов и неверных, ты и другие жиды решили снова покорить его, призвать на помощь русского царя, прожидовленного правителя Иттихад-е-руси, жида по крови и защитника жидов, с тем чтобы лилась кровь правоверных! Ты, Джафар Ад-Дин, будешь казнен при стечении народа, а народу расскажут о твоих преступлениях, чтобы жиды больше никогда не взяли над правоверными власть!
Вместо ответа инженер вскочил – даже мышь, если загнать ее в угол, становится опасной – и бросился на судью. Но конвоиры, очевидно, были готовы к этому – повалив его на пол ударами прикладов, они начали избивать его ногами. К избиению присоединились и «гласные» [15] , на месте остался только судья.
Устав пинать поверженного врага правоверных, один из гвардейцев взял его за ноги и поволок к выходу, а второй пошел следом. Так они и проволокли его коридорами, дабы вытащить на свет божий, в чашу стадиона.
Удивительно, но стадион был полон, при том что его вместимость составляла пятьдесят тысяч, свободного места не было. Никто не работал и ничто не работало, люди стягивались туда, где творилась история, ибо народ любит кровавые зрелища. Толпу едва сдерживало оцепление из гвардейцев, и никто даже не думал о том, что лучше бы находиться подальше от этого стадиона, поскольку стадион, равно как небоскребы делового квартала с их вертолетными площадками на крышах, – отличное место для посадки вертолетов с десантом. А русские вертолеты – даже десантные – вооружены несколькими пулеметами, и пулеметчики долго не будут размышлять – при первом выстреле в них с земли они откроют огонь.
Инженера Ад-Дина вытащили на траву стадиона и бросили рядом с такими же, как он, бедолагами, ожидать исполнения приговора. Приговаривали тут много, и в арсенале самозваных судей был только один вид наказания – смерть, и каждый расстрел толпа встречала восторженным ревом, а заседания революционного исламского трибунала кроме телевидения транслировались на большой экран, на котором раньше отражались результаты матча, да еще со звуком. Короче говоря, толпа (не люди, а именно толпа) во все времена, всегда жаждала хлеба и зрелищ. Хлеб пока еще был, он должен был кончиться позднее, а зрелищами новая власть обеспечивала в избытке.