С рассветом этого дня обстрел не возобновился, гиреевское войско оплакивало гибель своего повелителя. Весь день с валов крепости можно было наблюдать бурление во вражеском лагере. А на следующее утро начался отход турок на юг. Неспешный, постепенный, без особой опаски — о малочисленности гарнизона осаждённой крепости начальство гиреевской армии прекрасно знало. Руководство оджака решило, что атака на север для них менее перспективна, чем попытка вернуть Египет. Ведь даже войска Валахии и Трансильвании засевшие на перевалах, наверняка заставили бы умываться собственной кровью при штурме проходов на север, а там и казацкое войско подойдёт, не менее, если не более многочисленное, чем гиреевское. Риск огромен, потери — это-то при двух мощных бунтах на юге — заведомо чрезмерные. Сидеть же под Созополем, в расчёте на его запасы — глупо. Для большой армии там не так уж много продовольствия, а за спиной остался густонаселённый Истамбул.
Будущие святые — тоже люди, не считая песиглавцев, конечно
3 апреля 1644 года от Р. Х.
Впрочем, в последнем утверждении — что будущие святые тоже люди — Юхим, по всеобщему мнению уже святой, странно даже, что на белом свете задержался, в данный конкретный момент крепко усомнился. По крайней мере, он сам чувствовал себя лягушкой, раздавленной чьим-то тяжёлым подкованным сапогом. Или копытом. Вот такие подробности — кто и зачем вздумал его уничтожать — в голове после вчерашнего не сохранились. И почему именно лягушкой, а не мышью там или жуком-рогачом — также внятно ответить бы не смог, но точно не зверьком или насекомым.
«Да и якак, к шайтану, ризниця? Раздавили и раздавили, ох, як же голова болыть, не могли, сволочи, зовсим видрубиты! А щё грудь, правую ногу и… ох, да, чого мелочиться? Рубиты так рубиты — в капусту покрошить. Меленько так меленько… ой-йой-йой, к горилочке такая хороша, на закуску. Якая же скотина цей Федько Пересериднипро. Сам-то здоровенный кабаняка, на билим свити, може, и баб-то немае, щоб його обхопыты самотужки могли — пока вокруг обийдешь, так весь у поту будешь! Ясне дило, що у нього горилки за раз стильки улизе, що мени, козаку нормальному, не один день питы. А я сдуру старався не видставаты, ни одного «будьмо!» не пропустив. У-уу! И Васюринский, а ще ж шляхтич и знаменытисть, в його честь козаки курень перейменували, а вин… друг, называеться. Мало того, що не остановил, минарет ходячий, так ще ж подзуживав!.. Выпьемо друзи, бо скоро ж у бой! Йому-то теж не так страшно, поки горилка доверху до пустой башки дойде — я десять разив утону. Правильно Аркаша говорил: «Нет в мире справедливости». И горилки для опохмелки, наверно, теж нема, при таких-то друзяках утром здоровья всегда пиправыты ничим».