Поскольку внимание общества переключилось на новые события, они избавили ле Ардуа и Франсуазу от недоброжелательных замечаний, которые присутствующие отпускают обыкновенно во время свадебного церемониала. Тем более их свадьба давала много поводов для подобных замечаний, ибо нарушала принятые нормы, в силу которых мужчины и женщины чаще всего соединяют свои жизни не столько по сердечному влечению, сколько по расчету. Даже тем, кто отрицал бескорыстие их союза, приходилось согласиться, что если девица де Клере пожелала сделать выгодное дело, она его сделала, что всегда неприятно сознавать. Если же ле Ардуа дал увлечь себя случайному капризу, то он получал по крайней мере наслаждение, по части которого мужчины всегда завидуют друг другу и за которое они всегда затаивают злобу к тем, на чью долю оно выпадает. Филипп и Франсуаза в достаточной мере испытали настроение враждебности вереницы поздравляющих, когда открылись двери ризницы.
С соблюдением полной учтивости на лицах замелькали лицемерные улыбки, послышались слащавые и ядовитые слова. Стремительно подошел князь де Пранциг, затянутый в военный мундир и в черной эспаньолке, с четырьмя крепкими коренастыми сыновьями. Все впятером они двигались вперед сплотившейся группой, как один человек, точно шли в атаку на крепость. Князь поклонился ле Ардуа с почтением, которое подобает оказывать богатым людям и которого заслуживал внук министра великого императора. Четверо юношей смотрели на девицу де Клере глазами мужчин, обреченных на брак с дурнушками ради приданого. Безжалостный де Пранциг желал, чтобы его отпрыски сами заработали себе положение. Они бросили завистливый взгляд на ле Ардуа и круто повернулись, как на параде.
Шествие продолжалось: чопорные или слишком приветливые поклоны, косые улыбки, многозначительные рукопожатия и особенный испытующий взгляд, смесь злобы и учтивости. Все торопились проходить поскорее и не задерживаться перед молодыми слишком долго, потому что зрелище счастья всегда вызывает маленькое разлитие желчи. Подходили все новые и новые лица с различными мыслями, которые легко можно прочесть на них. Де Гюшлу всегда имела дурное мнение о маленькой де Клере, поэтому она подозрительно оглядывала стройную талию молодой девушки в надежде подметить последствия некоего счастливого прегрешения, но ничего не заметила. Разочаровавшись, она уступила место г-ну Барагону, который уже видел себя приглашенным четой ле Ардуа в Гранмон, где он спал бы в кровати Талейрана и мечтал среди старинной императорской обстановки о жизни, которую он вел бы, если бы жил в ту эпоху. Франсуаза посмотрела в узкую дверь ризницы, где все еще теснилась желающая подойти к ним публика. Ле Ардуа, солидный и спокойный, отвечал всем с довольным и благодушным видом. Франсуаза же хотела бы сделаться маленькой, незаметной. Она чувствовала, что ее рассматривают, исследуют, раздевают, что тело ее оценивают, взвешивают, разбирают по частям. Взгляды мужчин старались угадать, что предстоит ле Ардуа найти вечером под ее белым платьем. Будет ли ее тело стоить того, что он заплатил за свой каприз? А между тем толпа все шла и шла. Взгляд де ла Коломбри испугал ее своей свирепостью. У его дочери только что расстроилась свадьба. Де ла Вильбукар поглаживал свои крашеные бакенбарды, маравшие ему белые перчатки, и следовал за своей дочерью Люси, сухой брюнеткой, которая улыбалась уголками своих усатых губ. Затем подошли супруги Потроне, затем еще и еще разные лица: и полковник де Варель, звучный голос которого наполнил всю ризницу, и друзья ле Ардуа, которых Франсуаза не знала, и юный Пюифон, корректный и важный, чье присутствие зажгло светлые и слишком нежные глаза г-жи Бриньян. Буапрео подошел с печальным видом одним из последних.