Неделю спустя молодой Вильрейль таинственно покинул мастерскую ла Перша. Г-н де Серпиньи поселил его в окрестностях Манта, на расстоянии часа езды от Парижа, в уединенной местности. Вильрейль принялся за свои первые опыты, приведшие г-на де Серпиньи в восхищение. Обычно скупой, де Серпиньи не жалел денег. Что до Вильрейля, то он не требовал ничего, кроме возможности работать, как ему хотелось, и вносил в труд свое необычайное упорство и пыл, какое-то безумие, заставлявшее его проводить ночи без сна и дни без пищи. Он смотрел на г-на де Серпиньи, как на доброе божество, и питал к нему слепую благодарность. Ничто на свете, кроме печей, его не интересовало. Он никогда не выходил из дому, ни с кем не виделся и не читал газет. Г-н де Серпиньи имел над ним неограниченную власть. Прошло три года, после чего стали поговаривать о таинственных работах г-на де Серпиньи. Коротенькие заметки по этому поводу начали появляться в газетах. Он сам давал понять, что есть доля истины в том, что говорилось. В последнее время г-н де Серпиньи усиленно стал посещать свет, где уверял, что очень занят, и принимал важный вид, охотно рассказывая об искусстве обжигания загадочным тоном. Его внимательно слушали и ждали от него какой-нибудь неожиданности, которая действительно и произошла. Г-н де Серпиньи, человек светского общества, хорошо известный ценитель искусства, утонченный автор «Парадокса об искусстве стекла», согласился дать интервью на выдуманном им жаргоне. Он признался в запутанных и звонких фразах, что занимается теперь керамикой и что им сделаны в этой области любопытные открытия. Репортер послушно воспроизвел слова г-на де Серпиньи, присоединив от себя описание его квартиры на улице Шальо, украшенной несколькими предметами прекрасной старинной мебели. Репортера привлек также портрет Серпиньи, посланника времен Регентства, работы Ларжильера. Правда, г-н де Серпиньи не сказал журналисту, что полотно принадлежало старику Меньеру. На потолке висела изумительная венецианская люстра с тысячью разноцветных цветков — подарок г-на де Гангсдорфа.
Интервью послужило прелюдией к ловкому замыслу г-на Серпиньи. В один прекрасный день стены города покрылись афишами, извещавшими о выставке на улице Ла Пэ керамики работы г-на де Серпиньи, которая должна продлиться три дня.
Весть о том, что человек из высшего общества стал горшечником, принадлежала к числу тех, которые нравятся сами по себе. Париж любопытен, особенно любопытен к неожиданному. Он любит такие странности и оказывает им хороший прием. Все единодушно решили, что на глиняные изделия г-на де Серпиньи стоит пойти посмотреть. И в самом деле, они увидели вазы удачного состава и прекрасной формы; сосуды в виде тыквы, желтые или зеленые, искрящиеся золотом, два высоких кувшина маслянистого и оливкового тона с разноцветными переливами, три большие бутылки прелестных радужных цветов, похожие на те, в которых бывают заключены духи из сказок «Тысячи и одной ночи». Стенки их казались еще влажными, словно от пота заточенных в них демонов.