Что Мадлен могла ответить? Возражать? Но где гарантия, что тогда Хэдли не переспит с этой Лидией.
— Конечно, Хэд, делай как знаешь. Мы ведь не связаны никакими обязательствами.
— Связаны. Я тебя люблю. А ее хочу трахнуть.
— Не обращай на меня внимания.
Как он мог спросить ее об этом? Неужели был настолько глуп, что ожидал ее благословения? Или она настолько глупа, что благословила бы его? Она любила Хэдли. И ей была невыносима мысль, что он будет с другой женщиной. Но могла ли она принуждать его к верности? Ведь это ее вина, что между ними тысячи миль.
— Мадди, ты лучшая женщина в мире. Я тебя люблю. Больше у меня нет никого. И никого не будет.
Мадлен начинала злиться, но не хотела это показывать.
— Что, Хэд? Я тебя не слышу… Связь хреновая. Давай кончать. Я тебя люблю. — Она положила трубку, выскочила из чулана и бросилась вверх по лестнице. Грохнула дверью и процедила сквозь зубы: — Мужчины… Черт бы подрал Хэдли… Черт бы подрал Германию.
Наверное, можно было бы упаковать вещи, бросить институт и первым самолетом вылететь домой. Разве Хэдли не важнее, чем перспектива стать ювелиром-дизайнером? Стоит ли он того, чтобы распрощаться с возможностью заниматься у лучших в мире специалистов?
Нет, она оказалась здесь. И здесь останется. Кто хочет стать самым лучшим, должен обучаться у самых лучших. А если Хэдли ее действительно любит, их отношения переживут любые испытания.
Мадлен разрыдалась. У нее было чувство, что она его теряет, но она ничего не могла с этим поделать.
Через три недели позвонил Уатт Макнил:
— Я успешно прикончил два дня деловых встреч и свободен до утра понедельника. Если вы располагаете временем, я мог бы пригласить вас на экскурсию по Шварцвальду.
— Это было бы здорово. С удовольствием. Я еще нигде не бывала.
— Тогда решено. Заеду за вами около шести.
Лимузин с шофером приехал вовремя. Уатт Макнил был одет в строгий деловой костюм, который не очень шел к его сильно загорелому лицу. Судя по всему, он загорел во время недавней поездки в Марокко. Костюм был непохож на его обычные — изящного итальянского покроя. Уатт объяснил, что купил его в Германии, чтобы соответствовать тем людям, с которыми вел дела.
Мадлен вновь поразило, насколько он был привлекательным мужчиной. И конечно, сильно напоминал Хэдли. Но дела обстояли так, что Хэдли она как раз вспоминать не хотела. И все же, увидев знакомое, дружеское лицо, чуть не расплакалась от радости.
— Остановимся на ночь в Раштате, — объявил Уатт. Длинный «мерседес» выехал из Пфорцхайма и устремился по петляющим загородным дорогам. — Напрямик, как летела бы ворона, это всего миль двадцать пять. Но, к сожалению, местные дороги проектировали не вороны.