— Летом мы сами обеспечиваем себя овощами, — сказала женщина, заметив удивление на лице Фредрики, когда та увидела парник. — Отец моего супруга увлекался выращиванием овощей, — добавила она, когда девушка подошла поближе.
Что-то в ее голосе сразу насторожило Фредрику: раскатистый голос, некоторые согласные произносятся картаво — слишком раскатистый голос для такой миниатюрной дамы.
— Фредрика Бергман, следователь, — представилась она, протягивая даме руку.
Та ответила неожиданно крепким рукопожатием, совсем как Сара Себастиансон, когда Фредрика поздоровалась с ней на Центральном вокзале.
— Теодора Себастиансон. — Дама чуть развела в стороны уголки рта.
Улыбка ее явно старила.
— С вашей стороны было очень любезно согласиться встретиться со мной, — начала Фредрика.
Теодора благосклонно кивнула с тем же царственным видом, с каким указала Фредрике место для парковки, улыбка исчезла, и морщины на лице сразу разгладились.
А мы примерно одного роста, подумала Фредрика, хотя на этом сходство, собственно, и заканчивается. Седые и довольно длинные волосы Теодоры были убраны в высокий тугой пучок. Такие же ледяные голубые глаза, как и у сына, фотографию которого Фредрика пробила по базе данных.
Теодора великолепно владела своим телом, никаких лишних жестов, руки сложены чуть ниже талии, как раз там, где блузка цвета топленого молока встречалась с серой юбкой. Блузку оживляла лишь брошь, закрепленная прямо под маленьким острым подбородком, в ушах — скромные жемчужные серьги.
— Безусловно, я очень волнуюсь за мою внучку, — произнесла Теодора таким бесстрастным голосом, что Фредрика с трудом ей поверила. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь полиции.
Сдержанно взмахнув рукой, она пригласила Фредрику в дом, прикрыв за собой дверь. Три быстрых шага, и они оказались в огромном холле.
На секунду воцарилась тишина. Фредрика пыталась привыкнуть к полумраку — окна в холле отсутствовали. Ей показалось, что она попала в музей эпохи модерна. Иностранные туристы наверняка с радостью отдали бы целое состояние за то, чтобы некоторое время пожить на вилле Себастиансонов. Ощущение другой эпохи усилилось, когда Фредрику проводили в комнату — видимо, салон. Каждую деталь интерьера — обои, плинтусы, лепнину на потолке, мебель, картины и люстры — явно подбирали крайне тщательно, чтобы создать атмосферу давно ушедших лет. Казалось, время в этом доме остановилось.
Фредрика застыла в изумлении — подобного она никогда в жизни не видела, даже у самых буржуазных друзей бабушки и дедушки.
Теодора Себастиансон стояла у нее за спиной и с плохо скрываемым торжеством наблюдала за тем, какое впечатление произвел ее дом на гостью.