Он посмотрел на Джилл. Последние недели были чудесными — неправдоподобно прекрасными. Но что происходит потом? Неужели можно жениться, не поступаясь при этом своими привычками и образом жизни?
Джек сокрушенно вздохнул:
— Я снова с тобой сблизился потому, что я… не могу перед тобой устоять. И никогда не мог.
У нее на глазах показались слезы.
— А я тебя люблю. Вот и вся суть наших отношений — и в прошлом, и сейчас. Печально, правда?
— Джилли… мне очень жаль. Я не хотел причинять тебе боль. Мне хотелось бы…
Она подняла руку, призывая его замолчать.
— Не давай невыполнимых обещаний и не объясняй мне, почему ты меня не любишь. Это слишком больно.
Он подошел к ней и обхватил ее лицо ладонями. Щеки у нее были мокрые от слез.
— Давай пока не будем делать никаких выводов. Когда я сказал, что не хочу тебя потерять, я говорил правду. Мы можем пойти на компромисс, найти решение, которое…
— Какой может быть компромисс в любви и верности? — Она накрыла его руки своими. — Компромиссов тут нет, Джек. — Джилл на секунду сжала его пальцы, а потом отступила от него на шаг. — А я так больше не могу, — чуть слышно проговорила она, и голос у нее вдруг охрип. — Мне надо все — или ничего.
Он рассмеялся — зло и жестко, и даже сам это услышал.
— Понял. Все та же история, все та же Джилл. Все должно быть по-твоему, иначе ты уходишь. Никаких компромиссов, никаких обсуждений. Ты должна всем распоряжаться.
Джилл отступила еще на шаг, и на лице ее отразилась боль. Она обхватила себя руками, словно защищаясь.
— Это нечестно. Речь у нас не о деловых переговорах. — Она прижала ладонь к его груди. — Мы говорим о человеческих отношениях, о любви и семье.
— Нечестно? Пять лет тому назад ты сделала точно то же, что и сейчас. — Он выругался. — Ты ушла, потому что я не мог дать тебе «все». А как насчет того, что я мог тебе дать? Насчет того, что я тебе давал? Это вообще ничего не стоило?
Он шагнул вперед, протягивая вперед раскрытую ладонь.
— Если то, что я тебе говорю, — неправда, тогда что ты, к черту, делаешь? И почему ты это делаешь?
Джилл вскинула голову:
— Пытаюсь уберечься от боли. Пытаюсь избавить себя от многих месяцев или даже лет тоски, от горьких воспоминаний. И хочу избавить Ребекку от того же.
Он покачал головой.
— Не надо припутывать сюда и Ребекку. Речь идет о тебе. Ты снова хочешь сбежать. Во второй раз.
— Это ты мне говоришь? — возмутилась она, и в голосе ее явственно звучала боль. — Это ты бежишь. И не надо себя обманывать — это имеет самое прямое отношение к Ребекке. Она улавливает все, что мы чувствуем — все, что ты чувствуешь. То, как ты эмоционально отчужден от нее. И от меня.