— Поэтому ты быстренько осмотрелась и нашла себе кого-то другого — кто был готов сделать все, как ты хотела.
У нее к щекам прилила кровь — а с нею и гнев.
— А что ты знаешь о компромиссах, Джек? Что ты знаешь о том, как договариваться и уступать? Господи, ты настолько жесткий человек, что шесть лет не разговаривал с собственным отцом!
Ее выпад попал точно в цель. Джек стиснул зубы. Джилл мгновенно пожалела о сказанном. Но вернуть эти слова обратно было уже нельзя.
— Спасибо, Джилли. Это было мило с твоей стороны. — Выражение его лица было таким же саркастическим, как и его слова. — Теперь, когда ты снова владеешь ситуацией, ты почувствовала себя лучше?
— Я ухожу.
— Ну конечно же! Очень трудно отказываться от старых привычек, правда?
— Будь ты проклят!
Она резко повернулась и направилась к бару. Джек пошел следом за ней. Шофер лимузина вскочил, оставив недоеденную порцию начос. Бросившись к автомобилю, он распахнул перед ними дверцу.
Прежде чем Джилл успела сесть, Джек ее догнал. Поймав ее за локоть, он повернул ее лицом к себе:
— Я спросил тебя, что с нами случилось. Ты мне напомнила. Вот это и случилось.
— Что? — парировала она. — Мой уход? Мое нежелание идти на компромисс, соглашаться на полумеры?
— Нет, — тихо ответил Джек. — Наше нежелание идти на компромисс. Я не снимаю с себя ответственности, Джилл. Но виноват был не только я. Ты тоже сыграла свою роль в нашем расставании.
Она мгновение смотрела на него, ощущая, что у нее все так же отчаянно колотится сердце. А потом медленно покачала головой.
— Нет. Ты не оставил мне почвы для компромисса. Я хотела иметь семью, Джек. — Она прижала ладонь к его груди. — Я хотела детей. А ты не хотел ни того, ни другого. И что я должна была сделать — отказаться от своей мечты, вечно ждать того, что никогда не произошло бы?
— В тот последний день, перед отъездом в Канны, я сказал тебе, что готов попробовать все наладить, найти компромисс. У нас было все, Джилл, — и тут ты…
— Нет. — Она снова покачала головой и высвободила свою руку, которую он продолжал сжимать. — У нас могло бы быть все. Но не было. Потому что тебе не хотелось ничего давать. Тебе никогда не хотелось делиться собой.
Он с досадой поморщился и провел рукой по волосам:
— Ты снова ставишь меня в безвыходное положение! Каких слов ты от меня ждешь?
— Никаких. Говорить уже нечего.
Оба стояли друг против друга не двигаясь. Джилл снова увидела, как в его взгляде появилась тоска, которой она прежде никогда в нем не замечала. Но это выражение быстро исчезло, сменившись стальной решимостью и холодной отстраненностью. Она сказала себе, что эта минутная слабость была плодом ее фантазии.