Все это было волшебным сном.
Еще один День Благодарения в одиночестве.
Джек поправил подушки у себя за спиной и откинулся на них. Хмурясь, он пригладил волосы пальцами и вспомнил свой вчерашний разговор с сестрой. Сью уговаривала его приехать на праздник Благодарения домой, настойчиво приглашала его.
— Ну же, Джек! — убеждала его она. — Ведь это же День Благодарения! Нам надо всем быть вместе.
Джек старался говорить непринужденно, хотя сам напрягся так, что у него свело мышцы шеи и плеч.
— Извини, Сью, но ничего не получится.
— Ты мог бы прилететь на четверг, а в пятницу вернуться обратно, — продолжала настаивать она, не отступая. — Тебе не придется пропустить ни одного рабочего дня. А мама будет так счастлива!
Джека охватило чувство вины. И желание повидать близких — такое острое, что сжалось сердце.
— Мама через несколько недель приедет с Бонни и близнецами.
— Это совсем не то же самое, как видеть нас всех за праздничным столом.
— Давай не будем об этом, сестричка.
Сью сказала с досадой:
— Ты совершенно такой же, как папа, Джек, знаешь? Эгоистичный сукин сын.
В нем поднялся гнев.
— Тогда почему ты мне звонишь, Сью? Если я такой эгоистичный сукин сын, зачем тебе меня приглашать?
Несколько мгновений сестра не отвечала, а потом грустно призналась:
— Я это несерьезно. Просто… Ты мой брат, и я тебя люблю. Мы все тебя любим и… хотели бы, чтобы ты был с нами.
Джек стиснул пальцами телефонную трубку, стараясь справиться с душившими его чувствами.
— Знаю. И я… тоже хотел бы быть с вами. Но наши с отцом отношения препятствуют этому. Я не могу… пойти на уступку. И не пойду.
Тут он заставил себя засмеяться, но даже сам понял, насколько его смех получился неестественным и безрадостным.
— И вообще, если мы с отцом будем испепелять друг друга взглядами, у остальных испортится аппетит.
Джек тряхнул головой и повернул голову к окну спальни и яркому дню, который вступал в полную силу. После этого разговора его начали преследовать мысли о доме и прошлом.
Дом.
Джилл.
Его голова была полна ею, воспоминаниями о том волшебном Дне Благодарения, который они провели вместе, картинами их последнего вечера в мексиканском ресторанчике, когда они танцевали, и видениями из недавнего сна, где Джилл сидела на краешке его кровати и улыбалась ему.
Он прерывисто вздохнул, ощущая сосущую боль в груди, раздираемый воспоминаниями. Будет ли Джилл на этот раз готовить индейку и все прочее, как в тот год, когда они были вместе? Он улыбнулся, вспомнив ее в переднике с оборками, снова ощутив манящие ароматы, наполнившие их дом. Тогда она встала на рассвете, чтобы поставить тесто для пирогов, и в тот день они три раза любили друг друга.