Колесо фортуны (Гейне, Гёте) - страница 53

На первую страницу
Угрюмые, бредут седые роты,
И день, и ночь гремят их кандалы.
Но рты молчат. Мы их не слышим речи.
Лишь в рудниках стоит неясный гул…
Вооружен бичами караул.
Удар! Худые вздрагивают плечи…
Колонны возвращаются в бараки.
Луна — тусклей ночного фонаря.
Идут, в снегу протоптанной тропою…
Им зарево мерещится во мраке
И на шесте, над страшною толпою,
Отрубленная голова царя.

Март, 1911

Иоахим Рингельнац

1883–1934

РОБКОЕ СЛОВО

Жило
Робкое слово…
Оно
Было случайно обронено,
В испуге тотчас под диван
Забилось,
Где и забылось…
Потом было вот что:
В субботу, рано,
При выколачиваньи дивана,
Слово
Берте в левое ухо
Влетело…
(Левое было глухо.)
Но тут внезапный порыв ветерка
Слово вынес под облака,
И слово
Пристроилось — прямо с лета —
В полупустой голове пилота.
Затем,
Очевидно, не выдержав качку,
Упало вниз оно,
На батрачку,
Обнимаемую батраком,
При этом плакавшую тайком.
Слово
Ресницы ей осушило,
Как будто именно к ней спешило,
Чтоб просветлело ее лицо…
Но тут литератор приметил словцо,
Звучавшее искренне, хоть и тихо.
Раздул, разодел, разукрасил лихо
И преподнес его, как на блюде:
— Нате, мол, ешьте, добрые люди!..
И жалкое, бедное
Слово
Дрожащее,
Испорченное, будто не настоящее,
Пошло скитаться по белу свету,
Пока не досталось оно поэту,
Который бережно перенес
Его
В свое царство волшебных грез.
Вдруг появляется пародист.
Он был предприимчивый малый.
Достал из портфеля бумажный лист.
Словцо осмотрел: — Подойдет, пожалуй!..
Смешал его
С дерьмом и ядом,
С мелодийкой,
Содранной у какой-то бездарности.
И слово пошло колесить по эстрадам,
Достигнув вершин популярности.
Теперь оно громко звучит «в народе»…
И все же
Не изменило своей природе
И в новом обличье, и в новой коже.
Таится в самой его сердцевине
Нечто никем не расслышанное,
Так и не узнанное доныне,
Робкое и возвышенное.

Курт Тухольский

1890–1935

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ…

Отец убит и брат убит,
Другой в плену томится.
А мать все плачет, все скорбит:
Ну, как нам прокормиться?
И мы стоим, молчим стоим,
Мы боль и ненависть таим,
Все знаем, все мы видим —
И ненавидим!
Мы ненавидим прусский дух,
Смесь лжи и пошлых истин,
И, кто на падали разбух,
Орел нам ненавистен!
Он, с треском полетев с гербов,
Оставил нам сирот и вдов.
Как из нужды мы выйдем?
Мы ненавидим!
Признайся, брат, не ты ли сам,
С покорностью бараньей
Служил преступным этим псам
И пал на поле брани?
Нас лихорадит, нас трясет,
Нас только ненависть спасет,
Иль света мы не взвидим.
Мы ненавидим!
Их мало, нам же — несть числа.
Взвей к небу наше знамя!
С земли сметем, сожжем дотла
Убийц, кто правил нами!
Во мгле, в грязи, в беде, в крови
Мы не погибли для любви
И клятву в сердце врубим:
Следующая страница