По преданью, вначале была лишь вода,
всюду, всюду вода.
А потом вдруг посыпались камни дождем,
камни дождем, говорится в преданье.
И где прежде была лишь вода,
стала твердь, стола суша, земля.
И один человек на земле первозданной.
Но парила вокруг беспросветная тьма,
всюду, всюду лишь тьма.
Чтоб опору иметь, человек приседал
и, за землю держась, открывал: постепенно,
что един он. Откуда пришел
он не знал; но одно сознавал:
он был жив, он дышал — это знал он наверно.
Жизнь! Он жил и дыханьем себя согревал,
только это он знал.
А кругом была тьма и он видеть не мог;
находил он на ощупь вокруг только глину.
По преданью, в то время земля
только мертвою глиной была.
Человек же во тьме жил и знал, что один он.
Он ощупал себя: нос, глаза, уши, рот —
он живой человек,
но один на земле. И вперед он пополз,
боязливо и медленно полз он по глине,
чтоб найти что-то там в темноте.
Вдруг… повисла рука в пустоте —
у обрыва застыл он, рукою не двинет.
И задумал он, тьмой густой поглощен,
и чего-то он ждал.
Словно чье-то дыханье задело лицо:
слух поймал легких крыльев порханье.
Воробей сел — к живому живой —
человеку легко на ладонь.
Стало два существа, говорится в преданье.
Но, как прежде, один, тосковал человек
по такому, как он.
Чтоб не быть одному, он из глины слепил
человека другого себе по желанью.
И, слепив, он вдохнул ему жизнь —
человек человеку дал жизнь.
Но второй человек, говорится в преданье
был другой человек; себя с первым сравнив,
это он осознал.
И зубами он в ярости заскрежетал,
стал топтать с диким воем он землю ногами,
вкруг себя все стараясь разбить.
И ужас первый пришел человек —
уничтожить свое сам решил он созданье.
И схватил он за волосы крепко его,
к пропасти поволок.
Размахнувшись, он бросил его в глубину —
на земле это было злых духов рожденьем.
Твердый он вдруг нащупал предмет;
в глину этот предмет посадил —
древо первое выросло там, по преданью.