— Не ответит, — сказала Люся с какой-то мрачной уверенностью.
Но Люсин телефон внезапно зазвонил сам.
— Мам! — закричал в трубке звонкий Катин голос. — Ты как?
— Катя! Девочка моя, ты где? — заголосила Люся в каком-то исступлении. — Что с тобой? У тебя все в порядке?
— Конечно! — завопила Катька в ответ в своей обычной восторженной манере. — Еще бы! Мам, я в Париж лечу!
— Типичная итальянская семья, — пробормотала Лина. — На юге Италии женщины вот так же орут. У всех, кто рядом, уши закладывает.
— Куда летишь? — прокричала в ответ Люся.
— Повторяю по складам: в Па-риж! — нетерпеливо объявила Катерина. — Уже прошла регистрацию в Шереметьеве, гуляю в дьюти-фри, скоро отправляюсь на посадку.
— Почему ты не сказала заранее? — накинулась на нее Люся. — Что за отношение к матери?
— А чего говорить, ты все равно не пустила бы, — пробурчала Катерина. — Нашла бы сто причин, почему я должна остаться дома. Но для меня важнее одна: почему я должна туда полететь.
— И почему же, позволь узнать? — ехидно спросила Люся.
— Да потому что я, мам, влюбилась! — заорала Катька так, что телефон дрогнул у Люси в руке. — А Париж, как тебе известно, — город любви.
И в кого же ты влюбилась? — неохотно спросила Люся. Переход от недавних ужасов к любовной теме дался ей с трудом.
— Скоро узнаешь! — загадочно прокричала Катя. — Все! Больше не могу говорить, объявили посадку на рейс! — заторопилась она, и в трубке раздались короткие гудки.
Люся сидела и пару минут молча смотрела на телефон в каком-то оцепенении. Потом перевела взгляд на Олесю и заметно смутилась.
Люся снова отвела глаза, заколола волосы, сделала глубокий вдох и лишь тогда повернулась к Олесе.
— Олеся, давай забудем все, что я тебе наговорила, — произнесла не без усилия. — И сейчас, и утром. Прости меня, ладно? Понимаешь, у меня сдали нервы. Конечно, вы с Василием ни в чем не виноваты. В этом доме вообще каждый делает что хочет. Короче, давай считать, что ничего не было. Если, конечно, ты и Василий сможете меня простить…
— Ну, Людмила Викентьевна, кто старое помянет, тому глаз вон, — улыбнулась Олеся и внезапно искоса взглянула на себя в зеркало. Время обид и скорби закончилось, пора было возвращаться к прежнему кокетливому облику и рутинным хозяйственным обязанностям. — Пойду-ка приготовлю обед и переоденусь, — с напускным безразличием объявила Олеся в пространство и отправилась на кухню.
А Люся… Она обняла Лину, достала из кармана большой носовой платок и вытерла слезы, вдруг потоком хлынувшие из глаз. А потом сказала обычным деловым тоном: