Неудача и успех. Горе и радость. А теперь…
Она невероятно устала и была сбита с толку. Как можно волноваться из-за человека, который так яростно ненавидит, который так беспощаден? Но она волновалась и отрицать это больше не смела.
Шей искала новый дом, место, которое могла бы назвать своим, и теперь ей показалось, что она нашла его. Здесь, в этой покосившейся лачуге, рядом с изгоем, бывшим заключенным, который ни о чем не думал, кроме мести. Нет, что-то здесь не так. Ведь подумал же он о медвежонке. Волновался о ее руке. Заботился о мышке.
Рейф открыл глаза, словно его разбудили ее мысли, и уставился на девушку.
– Твой друг приготовил рыбу. Тебе нужно поесть.
Рейф зашевелился, присел на кровати, прислонившись спиной к стене, и вздохнул. Затем осторожно встал на ноги, качнулся, и она невольно протянула руку, чтобы помочь ему. Когда ее пальцы обхватили его локоть, Рейф окаменел.
Она растаяла. Прикосновения к нему всегда оказывали на нее одно и то же воздействие. Шей стояла очень близко, его грудь, все еще обнаженная, была в нескольких дюймах. Дыхание было неровным, она не знала – из-за раны или по какой-то другой причине. Она тоже прерывисто дышала, воздух с трудом проходил через пересохшее горло.
Шей почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, и посмотрела ему в лицо. Его губы были совсем рядом.
– Я принесу тебе поесть. Ты… ты не должен был вставать.
– Хорошо, – согласился он и оказался еще ближе.
Тут она тоже затрепетала. Силы покидали ее, желание мягко обволакивало. Она почувствовала себя хрупкой, он мог бы легко сломать ее, разбив на тысячу кусков.
– Ах, Шей, – произнес он. – Почему ты не ушла?
Теперь это был не вопрос. Это была мольба, полная боли капитуляция.
Голова его склонилась чуть ниже, и она подумала, что он собирается поцеловать ее, но вместо этого он коснулся щекой ее щеки и задержался так на миг; в этом жесте было столько нежности и печали, что ее сердце чуть не разорвалось.
– Я не поблагодарил тебя за… за заботу о моей руке, – прошептал он. – Не знаю почему… – Голос, хрипловатый от переполнявших его чувств, осекся.
Шей прижала голову к его груди, чувствуя, слыша, живя его сильным сердцебиением. Она оставалась так долго, наслаждаясь каждой секундой близости, запахом и прикосновением к нему. Нежностью, которая исходила от него в эту минуту.
Затем он отпрянул, и Шей отступила назад. Он сделал несколько неуверенных шагов, но потом как будто окреп. Двигался он к двери.
– Ненавижу торчать в этой конуре, – внезапно сказал он напряженным, сдавленным голосом, и она поняла, что ему снова вспомнилась тюрьма, что редкая минута нежности поглощена тьмой, которая всегда окружает его.