Ходили и иные разговоры.
Однажды при опоросе у Смолкиной будто бы погибла свиноматка. Оставшихся поросят Елена Ивановна пересадила к другой свинье. Приехавший в колхоз корреспондент, кое-что понимавший в свиноводческом деле, подсчитал всех поросят, облепивших постанывающую хавронью, и воскликнул на весь район:
— Это же рекорд! Восемнадцать поросят! И все от одной?
Елена Смолкина на первый раз промолчала. А когда корреспондент повторил вопрос, она рассмеялась и сказала:
— Вот чудной какой, сама я, что ли, нарожала их?
Корреспондент бросился к председателю колхоза. Тот горделиво заявил:
— А вы что думаете, мы не умеем выращивать своих героинь в колхозе? Умеем! При должном руководстве в каждом колхозе могут быть свои героини.
Слава Смолкиной стала гордостью и козырем колхоза, и района, и области. «Мы с тебя за Смолкину голову снимем!»— сказано было как-то председателю колхоза. Конечно, сказано было под горячую руку, но ведь и голову можно снять тоже под горячую руку — разве председателю от этого будет легче? И он все свое внимание и все силы и средства колхоза направил на решающий производственный участок — на свиноферму Смолкиной. Колхозную свиноферму так и называли: свиноферма Смолкиной. Ходили слухи о незаконных приписках в ее пользу. Но, может, это были только слухи, сплетни?
«Если бы не поддержка, если бы не помощь, если бы не указания и руководство… — пишет Смолкина, — моя бы свиноферма не смогла выйти в число передовых…»
«Дура я, дура и есть! — упрекает себя Нюрка. — Вот всегда у меня так: сначала накричу, а потом кумекать начинаю. И Лампия у меня такая же, Разве Бороздин не обещал нам свою помощь и поддержку? Разве бы я не смогла вот так же… Книжка бы… с портретом бы… Эх, Нюрка ты, Нюрка! — и опять сомнения и самая обыкновенная зависть начинали точить ее сердце. — Интересно все-таки, неужели она это сама все писала? Села вот так за стол и давай сочинять целую книжку? Надо же! Рациональное содержание!.. Рациональное питание!.. Ты бы еще, Елена Ивановна, про диетпитание рассказала, да нашим бы свиньям, они бы тебя послушали! Мы их крышами кормим, вот что я тебе скажу по секрету. У нас вон опять осенью все сенокосы залило водой раньше срока. Сено сгрести не смогли из-за паводка. Да что сгрести! Копны, стога целые смыло, как слизнуло. А не смыло, так насквозь пролило дождями — тоже не лучше. От воды сено загорелось. Дым над стогами стоял. Болотины у нас много — вот наше горюшко. Никакие машины на наши сенокосы не пройдут, а народу поубавилось. Пожни кустами заросли, мохом да кочками их затягивает. Всю свою жизнь деды и прадеды наши с лесом воевали, жгли новины, пни корчевали, пожни расчищали. А теперь лес опять в наступление пошел. И никакие бульдозеры нам не помогут. Как же быть-то? Смолкина ты, Смолкина, — мысленно обращалась Нюрка к Смолкиной. — Неужели ты сама этого ничего не испытала? Вот про бекон пишешь, а что это такое — я ведь даже не знаю, жир, что ли, свиной? Сало, значит? А какое у нас сало от свиней, когда на них только щетина растет! Да и ту мы под заход бросаем».