— Ты, кажется, озабочена? Плюнь на них на всех, — сказал Ник.
Лицо Дианы осветила мимолетная улыбка, и она облегченно рассмеялась.
— Ты только что назвал Ческу малышкой. Я понимаю, что ты сделал это любя, но не думаю, что ты прав. На самом деле, она удивительно взрослая для своих лет. В субботу она вела себя безупречно. Не уверена, что я сумела бы вести себя так же в ее положении. Она была совершенно раздавлена, но только мы с тобой знали об этом. Внешне она оставалась поразительно спокойной, не так ли?
— Происхождение сказывается, Диана. Да, она владела собой превосходно. Мне бы хотелось, чтобы сегодня она поехала с нами. Тяжело думать о том, что она там, на вилле, совсем одна.
— Но она не одна там, с нею — Катарин.
— Да.
Диана нахмурилась:
— Ты не находишь, что, начиная с субботы, Катарин ведет себя несколько странно?
Ее брови выгнулись дугой над насмешливыми глазами.
— Это ее обычное состояние, — раздраженно проворчал Ник. — Мне кажется, что жеманство — основная черта ее характера.
— Думаю, что бедная девочка до сих пор никак не придет в себя после инцидента с платьем, — мягко проговорила Диана. — Ей кажется, что мы все убеждены в том, что она сделала это нарочно. Все, кроме Чески. Та уверяет, что Катарин поскользнулась, и очень мила с нею, старается всячески смягчить ее переживания.
— В этом — вся твоя кузина! Она всегда старается думать о людях как можно лучше. Но ничего, жизнь ее отучит от этого.
— Какой же ты циник, Никки!
Он пожал плечами.
— Какой уж есть. Ты должна любить меня со всеми моими недостатками и достоинствами, хотя первые существенно перевешивают.
— Я бы этого не сказала, милый.
Диана прижалась к нему, а потом, отступив на шаг, внимательно посмотрела в глаза и медленно улыбнулась своей печальной улыбкой.
— Знаешь, Никки, сказать по правде, я склонна согласиться с Ческой. Не думаю, что Катарин настолько коварна, чтобы залить красным вином новое вечернее платье своей лучшей подруги. Страшно подумать, что это было сделано намеренно. Сомневаюсь в этом и хочу, чтобы сомнения были в ее пользу. А почему ты сам этого не хочешь?
Появление Дэвида Каннингхэма с Дорис и Кимом в сопровождении Белинды Амфер с родителями и Кристиана выручило Ника, избавив его от необходимости отвечать на этот вопрос.
Стюарды в ослепительно белой форме разносили серебряные подносы, сиявшие на солнце. Шампанское пузырилось в роскошных хрустальных бокалах. Горы белужьей икры чернели в огромных вазах, обложенных льдом. Гости прогуливались или стояли, болтая между собой, на главной палубе. Кругом были знакомые лица, а действом с видом благожелательного ко всем римского императора руководил Майкл Лазарус. Но на взгляд Николаса Латимера, благожелательность Лазаруса была напускной. «Скорее он похож на Калигулу», — подумал про себя Ник, издали наблюдая за ним. Ник взглянул на бокал шампанского, который держал в руке. У него не было никакого желания пить вино этого человека, есть его хлеб, пользоваться его гостеприимством. Он не забыл угрозы Лазаруса при их расставании в Ритце. «Ты еще пожалеешь об этом, Виктор! Сильно, сильно пожалеешь. Я, черт побери, позабочусь об этом, друг мой». Ник вздрогнул при этом воспоминании. Его интуиция подсказывала, что Виктор недооценивает опасность, исходящую от этого человека. Ник испытывал к нему отвращение, его выводили из себя его надменная напыщенность и снисходительные манеры. Он помнил, как груб был Лазарус тогда с ним лично, и не переставал удивляться его нынешней сердечности. Он не доверял ему.