– Старший команды юнкер Витольд Бах, Брат!
– Генерал-фельдмаршал Курт фон Вальдхайм. Исполнял особое задание Капитула, но, как видите… – Он показал на уже сваленные с путей обломки его спецпоезда. – Где уцелевшая?
– В карцере, Брат. Под конвоем.
– Это хорошо. Вы… можете мне помочь?
– Все что угодно, Брат!
– Я бы хотел похоронить свою жену. Можете дать мне лопату?
Юнкер засуетился.
– Я немедленно отдам распоряжение и…
– Нет. Я хочу сделать это сам!..
Скромный могильный холмик, аккуратно выложенный камнями. Крест, на котором Курт вырезал тесаком скромную эпитафию. Букетик цветов, набранный женщинами шрехтов, сопровождающих состав с курсантами. Он вскинул автомат к небу, нажал на курок. Боек сухо щелкнул. Оружие вновь вернулось за спину.
– Можем продолжать путь, юнкер. Благодарю за помощь!
– Да, Брат…
– И, пожалуйста, приведите арестованную в мое купе. Конвой поставить возле дверей.
– Да, Брат!..
Шлем аккуратно лег на стол. Затем на лежанку упали щитки, панцирь и другие детали костюма. Курт выбрался из бронеботфорт, оставшись в пятнистом хаке и ботинках. Затем стал паковать снаряжение в походный вариант. В дверь постучали:
– Подконвойная доставлена, Брат!
– Введите.
Фэллу втолкнули в купе. Та было застыла в дверях, увидев свой злой рок, но, получив прикладом по спине, чуть не упала прямо к его ногам.
– Оставьте. Помните кодекс и то, что она все-таки женщина, курсант.
Мальчишка густо покраснел:
– Прошу прощения, Брат!
– Ладно. Идите. И пусть нам принесут поесть. На двоих.
– Так точно, Брат…
Курсант исчез за дверями, а Курт нагнулся и помог девушке, сидящей на полу у его ног, встать, взяв ее за локоть.
– Поднимайся. И не ломай комедию. Я же знаю, что ты меня понимаешь.
Та мотнула головой, но приказание выполнила. В этот момент в двери постучали.
– Ужин, господин.
– Давайте.
Курт взглянул на поднос, и горло перехватил спазм – вода Грайнфельда. Ветчина. Хлеб. То, что он заказывал три года назад, получив свой первый чин и назначение!
– Благодарю. Можете быть свободны.
Шрехта исчезла за порогом купе, чуть слышно щелкнул замок закрывшейся за ней двери. Лязгнули оружием часовые в коридоре. Курт сделал аккуратный бутерброд, затем второй. Протянул его Маэй.
– Ешь. Не знаю, что ждет тебя впереди, но пока ты под моей защитой.
– Зачем? Зачем пытаешься показать, какой ты добрый?
Вальдхайм подался назад, ощутив спиной подушку дивана.
– Добрый? Да будь моя воля, тебя бы сожгли прямо тут, на насыпи, заживо!
– Что?!
Ее глаза расширились, став почти такими же, как у тевтонов. А Курт устало бросил.
– Ешь. Почти память моей покойной жены.