Вскрикнув, она метнулась в дом и взбежала по лестнице.
Дверь в комнату Мии была открыта.
Джуд споткнулась и замерла, окаменев. После той ужасной ночи она ни разу не дотронулась до дверной ручки. Просто не могла. Дверь все время оставалась закрытой, можно подумать: если она не видела розовой комнаты, то это уменьшало как-то ее боль.
Но теперь в комнате находился Майлс — наверное, он начал складывать вещи Мии в коробки.
«Чтобы отдать другим детям, Джуд. Беднякам. Миа сама бы так поступила».
Она взвизгнула и бросилась в открытую дверь, готовая закричать, броситься на него, вцепиться ногтями.
Майлс сидел на ковре, склонив голову и держа в руках мягкого розового щенка, который когда-то был для их дочери вторым лучшим другом в мире после брата.
— Собачка Дейзи, — хрипло произнес Майлс.
С поразительной ясностью Джуд вспомнила, как сильно любила этого мужчину и как сильно в нем нуждалась. Она попыталась придумать, что бы такое сказать ему сейчас, но, прежде чем обрела голос, за ее спиной появился Зак.
— Что тут проис… — Он увидел отца, который плакал над собачкой Дейзи, и попятился.
— Зак, — позвал Майлс, вытирая слезы, но тот уже ушел — внизу хлопнула входная дверь. — Мы его теряем, — тихо произнес Майлс и медленно, словно рука не слушалась его, положил на пол мягкую игрушку.
Джуд вновь услышала в его голосе осуждение, вину, которую он целиком переложил на нее, и сникла под этой тяжестью.
— Мы все потеряны, Майлс, — сказала она. — Ты единственный, кто этого не понимает.
И, не дожидаясь ответа, спустилась вниз, чтобы снова укрыться в своей кровати.
* * *
Только теперь Лекси поняла, почему адвокат настойчиво советовал ей не признавать себя виновной. Тюрьма оказалась тем местом, где женщины дрались даже из-за самодельной сигареты. Каждую секунду приходилось быть начеку. Один неверный взгляд — и можешь попрощаться с жизнью.
Она жила в постоянном страхе, а когда все-таки он ее покидал, вместо него приходило раздражение. Ее временная сокамерница оказалась наркоманкой, подсевшей на метамфетамин, которая ни перед чем бы не остановилась ради наркотика, а по ночам стонала во сне. Первые четыре недели Лекси избегала огромных, злых бабищ, торговавших наркотой. Ни с кем не разговаривала.
Сегодня, однако, она испытывала радостное предчувствие.
Это был день свиданий. Лекси сознавала, что жестоко вынуждать тетю ехать в такую даль, ей хотелось набраться мужества и сказать, чтобы Ева не приезжала, но она не смогла. Здесь ей было страшно одиноко. Визиты Евы — единственное хорошее, что осталось у нее в жизни, и этого единственного часа она ждала с нетерпением целую неделю.