— Это то, что я должна сделать сама.
— Уверена?
— Да.
— Позвонишь, когда вернешься домой?
— Боишься, что я брошусь в открытую яму?
Он поцеловал ее и отстранился.
— Ты уже сделала это, побывала там. Больше я не волнуюсь. Ты вернулась.
— Так зови меня Фродо.
— Не Фродо, а Сэм. Это Сэм вернулся домой, женился и жил нормальной жизнью.
— Ты прав. Я Сэм.
Следующие полчаса она провела с Майлсом на кухне, потягивая кофе и болтая. Потом Майлс отправился в душ, а она поражалась происходящему — они снова могли разговаривать о всяких пустяках: о званом вечере, о новой кофеварке, о фильме с хорошими отзывами.
Джуд провела целый час и ни разу не подумала о своей боли. Кто-то мог бы сказать: «Велика важность!», но для нее это было очень важно, все равно что пересечь вплавь Ла-Манш. Она словно увидела на секунду то, от чего давно отказалась: возможность снова стать прежней и, быть может, даже радоваться жизни. Она знала, что боль никогда не отпустит ее, но, наверное, Харриет Блум права: она сможет жить дальше. Время не то чтобы залечивало раны полностью, но дарило что-то вроде защиты для будущей жизни, возможность вспоминать с улыбкой, а не с рыданием. И однажды, если ее спросят, сколько у нее детей, она ответит: «Один сын» — и заговорит о Заке.
Она очень на это надеялась.
Она столкнулась с Майлсом в ванной — зашла в душ, когда он оттуда выходил. Он шлепнул ее по голому заду, а она с улыбкой увернулась от его руки и нырнула под горячую воду. Джуд смывала пену с волос, когда стеклянная дверь открылась.
— Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? — спросил Майлс.
— Да. Позвони Заку и напомни ему, что завтра мы идем в океанарий. Нас там будет ждать моя мама.
Майлс замер, а она так хорошо его знала, что сразу поняла: он что-то обдумывает.
— Что? — спросила она, выходя из душа и заворачиваясь в полотенце.
— Несколько лет тому назад у нас с тобой была славная годовщина. А мы ее пропустили. Вообще ни одной не праздновали… после…
— В этом году исправимся. Ужин в лучшем ресторане.
Майлс протянул жене знакомую коробочку, обтянутую синим бархатом.
Рука ее дрожала, когда потянулась за маленьким мягким футляром. Бархат на крышке чуть потерся — так часто Джуд держала коробочку в руках. Но в последние годы она до нее не дотрагивалась. Джуд открыла крышку. В белом углублении гордо блестело Миино кольцо, купленное к выпуску. Некогда пустые лапки держали теперь сияющий розовый бриллиант.
Джуд посмотрела на этого мужчину, которого любила, и вся сила этого чувства подхватила ее, как волна прилива, и вернула на родной берег. Он знал ее лучше, чем она знала себя; он понимал, что ей нужно это напоминание об их дочери, вещь, которую Джуд смогла бы носить и видеть каждый день.