И этой ночью он, пожалуй, попритворяется еще немного.
Вайлдмен внимательно оглядел сморщенные лица. Ему приходилось прищуривать глаза, иначе он ничего не видел. Его зрачки сузились, почти как у слепца, однако он сумел разглядеть новенькую — ту самую маленькую негритянку, которая приходила на собрание с Óной и плакала до тех пор, пока ей не дали Óниного зелья, которое успокоило ее.
Ну и, разумеется, дело не обошлось без упрямой Верити, которая, без сомнения, заявилась сюда просто потому, что была не в состоянии остановиться. Рядом с ней стояла Эннети, то и дело переводившая взгляд с него на неподвижное тело, лежащее на столе. Грудь Эннети приподнималась и опускалась, как кузнечные мехи, словно она была чем-то напугана или возмущена. Джон хотел бы выгнать ее, потому что она непозволительно дерзко вела себя все эти годы. Она хотела тоже повелевать им. Теперь-то он положит этому конец, если она посмеет его ослушаться.
Он знал, что в такой близи Люсиль Эбей не смогла бы разглядеть его, и Вайлдмену захотелось рассмеяться ей в лицо. Все они были безмозглыми дурами, которым Óна Раби морочила голову. Последователи! Он освободит их от всего этого! Над их головами горел дом… время перемен пришло!
Óна забубнила заклинания. Джон занял свое место сбоку от стола, на котором было распростерто недвижимое тело. Закрыв глаза и раскинув руки, Раснер ждал, когда сила придет к нему.
Он не услышал тихих вскриков женщин, которые не сводили глаз с Кэролин — такой спокойной и на вид мертвой. Грудь женщины немного приподнялась и опустилась — она дышала.
Когда Вайлдмен открыл глаза и посмотрел на нее, прищурившись, он не заметил ничего.
Мысли вихрем проносились в его голове, и из темных глубин подсознания то и дело всплывали воспоминания о морфии, коке, паслене и полыни, которые в разное время придавали ему силы. Дикарь уже забыл о том, где находится и кто на него смотрит. Он думал лишь об этом теле — о чистом, белом, холодном теле, которое ожидало его опытных прикосновений.
Воспоминания его опять унеслись куда-то вдаль, вернув его к тому первому разу, когда он точно так же стоял в подвале, глядя на бледное существо, которое всего лишь несколько часов назад резвилось в лесу. Он любовался, как она умывается лунным светом, а потом она отдала свою энергию и девственность ему, Вайлдмену, — по приказу Óны Раби.
Он вспомнил, как Óна то и дело приносила кого-нибудь в жертву. Его тело жаждало тех же ощущений. Он с нетерпением ждал тех мгновений, когда ощутит ее, насладится ею и взорвется в ее прохладной глубине. А потом… потом он опустит жертву в резервуар. В последний раз. И забудет об этом. Навсегда.