Превозмогая боль, Кэролин сказала:
— Какие понятия, доктор Уинстон? Он-то давал своим пациентам настойки опия или рому, чтобы им легче было переносить боль! Так что если вы вздумаете еще раз осматривать мою ногу… — Женщина поежилась. — Это у вас получается не лучшим образом!
Уинстон кивнул:
— Вам же отлично известно, что вещества, о которых вы упомянули, годятся лишь при ампутациях конечностей. — Два последних слова он произнес с ударением.
Затем молча он дернул ногу Кэролин, вправляя кости на место. Женщина скрежетала зубами от боли.
— На вас приятно посмотреть, мадам, вы — здоровая, привлекательная молодая женщина. Жаль, что с этого дня вы потеряете независимость. Возможно, вам следовало остаться со мною — ведь у вас был шанс. Уж я-то бы смог хорошо позаботиться о вас после смерти вашей матери.
Кэролин знала, что он просто пугает ее, — Уинстон и Форрест враждовали много лет. Не пройдет и нескольких дней, как она будет ходить с костылем, а к ноябрю окончательно поправится.
Но когда доктор Уинстон наложил на ее лодыжку две половинки лубка в форме ноги, сделанного из толстой высушенной кожи, и стал кожаным шнуром сшивать обе половинки, женщина впала в тяжелое забытье.
На следующую ночь доктор Уинстон даже не навестил Кэролин, заявив, что у него и так предостаточно пациентов, которым требуется постоянно оказывать внимание.
«Слава Богу», — подумала миссис Клур, нога которой сгорала от боли. Его обычные методы лечения — кровопускание и клизмы — доводили пациентов до того, что те превращались в ходячих скелетов. Эти же методы, применяемые Уинстоном для лечения жертв желтой лихорадки, как правило, не только не приносили больным облегчения, а быстрее сводили их в могилу. Форрест хоть прописывал легкую пищу, чистую прохладную воду и уменьшающие жар обтирания. Это доктор Уинстон и называл «странноватыми понятиями».
На третий день пошел дождь. Не имея возможности вставать с постели без костыля, Кэролин почти оставила надежду выбраться из больницы. Но когда женщина услыхала, как кто-то громко выкрикивает ее имя, сердце подскочило у нее в груди от радости.
В дверях палаты, отряхивая промокший черный плащ, стоял поверенный ее мужа Эван Бурк.
— Эван! — только и сумела вымолвить Кэролин, стыдясь того, что так радуется его появлению. Она боялась, что спит и видит сон. — Эван! — Женщина прикусила губу, опасаясь, что вот-вот произнесет те слова, которые ей как вдове и в голову не должны приходить. Впрочем, она и раньше не решалась сказать, что знакома с Эваном и тайно им восхищается.
Он вошел в палату с высоко поднятой головой, а затем тряхнул темными влажными волосами, прилипшими ко лбу. Остановившись в изножье кровати, Эван внимательно оглядел ее тело, едва прикрытое грубым бельем. Выражение его лица было непроницаемым.