– Верно, специально перегибаю палку! И даже прекрасно понимаю, что без жертв и принуждения иногда и нам не обойтись, поскольку делаем те же самые вещи и находимся в тех же самых условиях! Но и ты пойми, что справедливость, о которой мы все так много и прекрасно говорим в последнее время, в конечном счете заключается лишь в нормальном отношении власти предержащей к своему народу! А если такого отношения нет или подданные чужого рода-племени, какими мы будем, например, для булгар, то… Короче, прочитай эту бумажку, а потом мы с тобой поговорим!
Трофим одарил собеседника настороженным, обжигающим взглядом, поднес переданный ему лист к лучине и начал шевелить губами, пытаясь разобрать неровные строки старой азбуки.
– Боярину Василию Григорьевичу от раба божьего Кузьмы… – негромко зашелестел голос воеводы. – В год… э-э-э… шесть тысяч шестьсот двадцать шестой от Сотворения мира… так. Хм… Вышло шесть десятков смердов… ага, шесть возов репы, да рыбы, да проса… Так, тут про обустройство, да как придавило одного работничка деревом, когда избу ставили… вот, начали копать. И что?
– Читай, читай, – невесело ухмыльнулся Иван, перехватив очередной недовольный взор Трофима. – Самое интересное начинается…
– Ага, прошел день, загрузили три воза да сладили новые лопаты и колья, понеже… Это что, Иван, у них ни ломов, ни заступов? Да и лопаты, судя по всему, обычные, деревянные…
– А я тебе что про инструменты говорил? Думаешь, почему ни один идиот, кроме нас, зимой руду не копает?! И самим кончать бы надо с этим гибельным делом, но без запасов к весне ничего бы у нас не сладилось с нашими планами.
– Н-да… Вот про оттепель пишет, стали воду вычерпывать из ямы…
– Это их уже совсем приперло! Обычно болото до конца не промерзает и под ногами хлюпает постоянно!
– А то не знаю… – Воевода нахмурился и начал уже более внятно озвучивать написанное.
«Оползень накрыл трех копачей из твоего ближнего сельца, и двое из них там и остались, лишь воткнули на этом месте крест, да монастырский чернец произнес заупокойную…»
«А еще через седмицу лихоманка унесла троих людишек: Прохора, что на выселках живет, да хромого Петра, да…»
«А еще сломал ногу Кузьма…»
«А трое угорело насмерть, потому что тот Кузьма напился пьяным и…»
«А Фому задрал медведь, а того Фому, что косой на один глаз, зарезали, а кто и за что, не ведаем…»
«А еще трое пытались сбежать от тяжких трудов. Никуда бы они от работных дел не делись, но по велению чернеца их побили батогами. Не вели более никого наказывать, потому как один из них преставился из-за побоев, а остальные от той же лихоманки…»