– Раньше они по велению князя тебя искали бы, а теперь сами носом землю рыть будут!.. – оторопело произнес Веремуд, разглядывая, как с остальных пленников снимают одежду и режут ее на узкие полосы. – Что за срам ты над ними чинишь?.. Пошто последние портки с воев снимаешь? Да после этого они у тебя живого кишки выпустят и на раскаленное железо намотают!
– Ну что вы все постоянно мне твердите: вместно, невместно, отсиживался в кустах, смерть от меча! – стал закипать Иван, выставляя на всеобщее обозрение единственный палец, тем самым давая понять, что время истекает. – Какое право вы на это имеете?!
Он порылся у себя в кармане, достал мякиш размокшего кислого хлеба и протянул его гнедой кобыле, уже добрую минуту тыкающейся ему в бок. Та аккуратно его забрала, смешно перекатив губами по протянутой ладони, и довольно фыркнула.
– Вот видишь, даже животина испытывает благодарность, если к ней по-доброму. А от ваших слов одной погибелью разит, даже если вы одну лишь заботу от нас, ветлужцев, видели! Позволил десятнику взять на себя инициативу? Отсиживался! Иди кровь пусти кому-нибудь! А этого и вовсе зарежь! Оставил в живых людей? Они тебя найдут и кишки выпустят!
– Так ты их осрамил пред всем честным миром!
– Как будто они перед этим хотели меня в сахарные уста расцеловать! Скажи еще, что про кражу моей невесты они не знали!
– Может, и ходил слух по десятникам…
– Теперь по бабам эрзянским ходит, это куда надежнее!
– Да и ведали бы, все равно невместно так с воями!
– А вместно так со мной поступать или родом Овтая?! Да я имею право со всех вас самой высшей мерой спросить!
– Так и спросил бы! Я тебе про что вещал все это время?..
– Чужую жизнь легко забрать, – невесело ухмыльнулся Иван, – хотя иная, конечно, особой ценности не представляет: мало ли людей, которые просто еду в навоз перерабатывают. А вот подарить ее заново… Переведи тем, кто при памяти, Веремуд, наказ мой: пусть живут так, чтобы перед богами было не стыдно и перед людьми не зазорно! И про краденную у меня невесту поведай! А портки… что они, в мыльне друг друга голыми не видели? Зато без одежды точно за нами в чащобу не полезут и жизнь свою сохранят!
– Все переведу, но не трожь хотя бы Маркужа! Христом прошу!
Иван взвился в седло, похлопал кобылу по шее и вновь усмехнулся, оглядывая упертого руса.
– Так и быть, оставим мы штаны на этом медведе, лишь бы ты, Веремуд, понял как можно скорее, что добро не остается безнаказанным!.. Все, время! Пельга, отзывай разведку! Сулицы и взятое с бою на лошадей, невесту мою туда же, а потом… ходу, ходу, ходу!