Она также знала, что ничто не может сильно ранить человека, если его сердце спокойно. Теперь же Энн далеко не была уверена в себе. Может быть, проснулась любовь? Если так, то ради нее можно и рискнуть.
Какой-то шум в коридоре заставил Энн насторожиться. Она посмотрела в сторону двери и увидела на пороге Розмари. Хозяйка приюта сегодня выглядела совсем не так, как при их первой встрече. На ней был прекрасный брючный костюм, волосы аккуратно причесаны и уложены, а лицо чуть тронуто косметикой. Все это делало Розмари значительно моложе и заставляло вспомнить ее лучшие годы.
— Здравствуйте, — приветливо сказала Энн.
— Энн? — спросила Розмари, и на лице ее появилась радостная улыбка. — Неужели вы — та маленькая Энни?
Она протянула Энн на удивление твердую и красивую руку, которую та поспешила пожать.
— Розмари! Я так рада вас снова видеть! Как вы себя сегодня чувствуете?
По лицу Розмари пробежало облачко.
— Мне стало лучше. Значит, вы меня уже видели?
Энн кивнула.
— А я… я не помню, — вздохнула Розмари.
От этих слов, сказанных тихим голосом и с горечью, у Энн сжалось сердце.
— Насколько я понимаю, Розмари, сейчас уже все в порядке? Вы себя хорошо чувствуете?
— Сейчас, да, — пожала плечами Розмари.
Она подошла к плите, налила себе чашку кофе и, спохватившись, спросила:
— А вы не хотите?
Энн утвердительно кивнула, стараясь по возможности сгладить свой невольный промах, так больно ранивший Розмари.
— Это со мной часто случается, — просто сказала Розмари. — Сейчас я просто забыла предложить вам кофе. А бывает, наливая его, вдруг забываю, что делаю, и проливаю добрую половину на пол.
Будь на месте Розмари любая другая женщина, Энн бы тут же крепко обняла ее и попросила извинения. Но Розмари всегда была со странностями. Хотя она открыла приют и трогательно заботилась о живших в нем несчастных детях, но в сердце свое никогда и никого не допускала. Включая Ноя, которого считала сыном. За многие годы знакомства Энн никогда не замечала между ними проявлений чувств, столь естественных в отношениях матери и сына. Таких, например, которые существовали между Джесси и матерью. Правда, теперь Энн знала, что Ной — не родной сын Розмари. Но это не меняло дела. Было совершенно очевидно, что она очень страдает. Энн же не могла равнодушно смотреть на чьи-либо страдания.
— Извините, Розмари, — сказала она. — Не могла бы я вам чем-нибудь помочь?
Розмари глубоко вздохнула и обвела взглядом кухню:
— Я люблю этот дом.
— И я тоже, — улыбнулась Энн. — Вы должны гордиться тем, что помогаете в нем стольким несчастным детям.