Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 (Соломатина) - страница 135

Бабфигура подскочила к дочери, к этому моменту уже сидевшей на диване, и отвесила той такую звонкую оплеуху, что у Мальцевой металлическое звенящее эхо заскрежетало в ушах. Алёна не заплакала, не отвернулась, не стала защищаться. Она смотрела на мать в упор, не отводя глаз. И багровый свет пятерни лишь подчёркивал ненависть, горящую в её глазах.

– Вы рехнулись?! – ахнула Мальцева. – Аркадий Петрович… – беспомощно пролопотала она. А чтобы Татьяна Георгиевна ощутила себя беспомощной, это постараться надо было.

– А я сейчас ювенальную юстицию задействую, – спокойно сказал Святогорский и двинулся на бабофигуру. Мужичок с ноготок заткнулся ещё после первой реплики Мальцевой. Ну, как «заткнулся». Продолжил проговаривать проклятия и угрозы в адрес дочери беззвучно.

– Чего ты задействуешь? – перешла бабофигура на «ты».

– Органы опеки.

– А, ну давай! Только для детдома эта шалава уже сильно выросла! Собирайся, дрянь! Кто тебя там изнасиловал? Пашкина компания? Дошлялась! Ну, ничего! В суд подадим. Там родители богатые, не захотят деткам-мажорам биографию портить!

– Не надо! – Алёна обращалась к врачам. Ненависть в её глазах внезапно потухла. Она встала с дивана, чуть покачнувшись. – Не надо. Спасибо вам, Аркадий Петрович и вам, Татьяна Георгиевна. Не надо, они хорошие. Просто разнервничались.

– Вот спасибо! Защитница нашлась! – зло прошипела мадам Каростышко. – Переживает, вишь, что мы разнервничались! – И она двинула мужа локтём в бок. Удержаться на ногах ему стоило видимых усилий. – Шалава подзаборная! – это снова адресовалось дочери.

– Они и правда хорошие, – продолжала каким-то монотонным голосом говорить Мальцевой Алёна. – Просто немного… – Она так и не закончила. – Я поеду домой. Не бойтесь, они только кричат всё время, но никогда меня не били.

– Зррря… – прошипел мужичок с ноготок.

– Били бы – не шлялась бы по ночам! – поддержала его супруга.

– Мама! Пожалуйста…

– Шевелись, дома разберёмся! Одевайся!

– Я…

– Давайте выйдем в коридор, – сказал еле сдерживающий ярость, явно чешущую ему кулаки, Святогорский. И вытолкал чету Каростышко за дверь.

– Я не могу это надеть, – девочка посмотрела на аккуратно сложенную Мальцевой кучку своей одежды. – Не могу, как вспомню, что… – По хорошеньким юным щекам потекли слёзы.

– Алёна! Всё будет хорошо! – внезапно засуетилась Мальцева, открывая свой шкаф, где всегда в достатке было резервных «гражданских» тряпок. Жила она фактически «на два дома». – Ты очень скоро даже и не вспомнишь… На, бери. Тебе должно подойти. Ну, может, совсем чуть-чуть великовато! – Татьяна Георгиевна в каком-то странном, чуть ли не лихорадочном состоянии бросала Алёне на диван джинсы, водолазки, куртки. – Выбирай, что хочешь! Только размер ноги у меня меньше. Так что с обувью, к сожалению…