Р.: Конечно, нет...»
До чего же наивными были собеседники! 31 декабря 1946 г. оперативной техникой МТБ был зафиксирован еще один разговор Гордова, на сей раз с его женой Татьяной Владимировной Гордовой-Гурьевой.
«Г.: Я хочу умереть. Чтобы ни тебе, никому не быть в тягость.
Т. В.: Ты не умирать должен, а добиться своего и мстить этим подлецам!
Г.: Чем?
Т. В.: Чем угодно...
Г.: Я очень много думал, что мне делать сейчас. Вот когда все эти неурядицы кончатся, что мне делать? Ты знаешь, что меня переворачивает? То, что я перестал быть владыкой.
Т. В.: Я знаю. Плюнь ты на это дело! Лишь бы тебя Сталин принял.
Г.: Угу. А с другой стороны, ведь он все погубил.
ТВ.: Может быть, то, что произошло, даже к лучшему.
Г.: А почему я должен идти к Сталину и унижаться перед... (далее, как записано в расшифровке, «следуют оскорбительные и похабные выражения по адресу товарища Сталина». —Ю.Р.).
Т. В.: Я уверена, что он просидит еще только год.
Г.: Я говорю — каким он был (следует оскорбительное выражение. — Ю.Р.), когда вызвал меня для назначения... (оскорбительное выражение. — Ю.Р.) плачет, сидит жалкий такой. И пойду я к нему теперь? Что — я должен пойти и унизиться до предела, сказать: "Виноват во всем, я предан вам до мозга костей", когда это неправда? Я же видеть его не могу, дышать с ним одним воздухом не могу! Это (похабное выражение), которая разорила все! Ну, как же так?! А ты меня толкаешь, говоришь, иди к Сталину. А чего я пойду? Чтобы сказать ему, что я сморчок перед тобой? Что я хочу служить твоему подлому делу, да? Значит, так? Нет!..»[262].
3 января 1947 г. Абакумов доложил текст записей Сталину, приписав в сопроводиловке: «Из этих материалов видно, что Гордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти. Счел необходимым еще раз просить Вашего разрешения арестовать Гордова и Рыбальченко». В тот же день министр госбезопасности получил указание пока арестовать одного начальника штаба округа.
Но материалы накапливались и на остальных бывших руководителей ПриВО. В высоких московских кабинетах на соответствующие доклады налагались резолюции: «Продолжить разработку», «снять с должности и уволить в отставку» и, наконец, «арестовать». На сей раз горькую чашу физических и нравственных страданий Кулику пришлось испить до дна. Ставший в июне 1946 г. пенсионером, через полгода он был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. В январе 1947 г. такая же участь постигла и Гордова с женой.
Суда пришлось ждать три с половиной года, до августа 1950 г. Какими тяжкими они были, эти годы, для подследственных — можно лишь догадываться. В 1956 г. просмотром личных тюремных дел и оперативных материалов, имевшихся в Комитете государственной безопасности, а также допросом бывшего начальника следственной части по особо важным делам А.Г. Леонова и его заместителей В.И. Комарова и М.Т. Лихачева было подтверждено, что арестованных генералов помещали в карцер, им угрожали, их избивали, вынуждая признаться в преступлениях, которых они фактически не совершали. В суде Рыбальченко показал: «Следователь довел меня до такого состояния, что я готов был подписать себе смертный приговор». Это же могли сказать о себе все обвиняемые по делу.