На пристани установили принесенный из часовни современный орган размером с пианино. Зазвучала мелодия гимна моряков.
— Надо петь?
Женщина тихо засмеялась и извлекла из кармана маленький сборник церковных гимнов.
— Вот, — шепнула она. — Можешь читать вместе со мной, если не знаешь слов. Больше, я уверена, псалтырь здесь никому не понадобится. Слова этого гимна кейндейлской детворе вдалбливают в воскресной школе, едва они начинают говорить.
Над маленькой бухтой Кейндейла вознесся хор поющих голосов, напоминая Серене заупокойную службу по ее отцу.
— Предвечный отец наш, в чьей власти спасти и уберечь…
Райан, взглянув на Серену, схватил ее руку и крепко стиснул.
— Эй, — шепотом обратился он к девушке, — тебе тяжело здесь?
Она покачала головой, но заставить себя петь вместе со всеми не могла, хотя слова гимна, прочно врезавшиеся в ее сознание в раннем детстве, знала наизусть. Слишком живо вспомнился отец; он каждый год приводил ее на церемонию освящения коблей, устраиваемую на этом берегу.
Дувший с моря холодный ветер донес из тумана далеких лет его голос, и она вновь увидела рядом с ним на берегу себя, маленькую девочку, пришедшую впервые посмотреть ритуал…
— Твой дедушка — мой отец — был рыбаком, Серена.
— А у него была лодка, папа? Ты ходил с ним в море ловить рыбу?
Черты Макса смягчились, когда он взглянул на обращенные к нему вопрошающие глазенки маленькой дочурки.
— Да, радость моя, у него была лодка. Только здесь у рыбаков кобли, а не лодки. Его кобль назывался «Чудесная греза». — Он смущенно хохотнул и добавил: — Правда, мой отец очень досадовал, что у меня каждый раз, как я выходил в море, начиналась морская болезнь.
Ей вдруг стало холодно. Зря она пришла сюда. Ветер с востока гнал через море неприветливые черные тучи. Так же черно на душе было от воспоминаний, которые она тщетно гнала от себя. Но нет, отец прочно укоренился в ее мыслях. В детстве и отрочестве он был для нее центром вселенной, оплотом, твердыней, где она всегда могла найти защиту и утешение, строгим, но добрым ангелом-хранителем.
А вот о матери, с изумлением осознала Серена, ей почти нечего вспомнить. Мать в кладовых ее памяти маячила неясным бледным силуэтом. Серена унаследовала от нее черты лица, цвет волос, фигуру, но та не обладала жизнестойкостью, присущей ее теперь уже повзрослевшей дочери. Мать, безвольная легкомысленная красавица, охотно смирилась с отведенной ей ролью декоративного украшения в доме. Серена нахмурившись вспоминала, как весело и беззаботно смеялась мать в кругу своих друзей, но наедине с отцом вела себя совсем иначе.