— Оно вон там, — сказал Джонни, хлюпая по намокшей траве, туда, где за живой изгородью благоухающего кустарника, названия которого Эмма не знала, был расчищен кусочек сада. — Вот здесь! — заявил он гордо, указывая на угол того, что, очевидно, было грядкой, засаженной овощами. — Я планирую заняться раскопками, — продолжал он, — там, где они еще не успели ничего посадить. Но сегодня мне не разрешают, потому что очень мокро.
— Археологи всегда останавливают работы, когда идет дождь, — сказала Эмма, задумавшись, что она будет отвечать, если Джонни спросит «Почему?». И тут она увидела Ника Уоррендера, который шел огромными шагами к ним через роняющий капли сад.
— Что ты себе позволяешь? — спросил Ник обманчиво спокойным тоном, который, однако, не ввел в заблуждение ни Эмму, ни его маленького сына. — Заставить твою тетю Анну звонить мисс Лейси и вытаскивать ее сюда! Ты видишь, в какой грязи ее туфли?
— Меня это не беспокоит, — сказала она поспешно. — На самом деле мне было интересно посмотреть, где он нашел эту бусину…
Но Ник Уоррендер не слушал. — Тебе говорили много-много раз, что ты не должен приставать к гостям отеля! Если ты хочешь что-то сделать, ты должен спросить разрешения у меня, а не у своей тети Анны, которая готова плясать по мановению твоего маленького пальца!
— Я пытался спросить у тебя, — запротестовал Джонни, но ты все разговаривал с Марией и потом пошел провожать ее в машину.
Мария! Эмма посмотрела на Ника, который продолжал бушевать.
— Мисс Лейси пожалеет о том, что взяла тебя с собой к археологам, если ты и дальше будешь приставать ко всем со своей бусиной.
Эмма закричала:
— Это нечестно!
— Иди сию же минуту и немедленно сними эти мерзкие ботинки до того, как ты перепачкаешь чистые полы!
Сдерживая рыдания, Джонни повернулся и побежал.
Дрожа от внезапного гнева, Эмма сказала:
— Нельзя так обращаться с этим ребенком!
— Ты, конечно, знаешь лучше!
— Последняя вещь, которую можно сделать с ребенком, это убить в нем энтузиазм. Это, может быть, удобно для тебя, но…
— Кажется, ты мне уже читала лекцию, — заметил он едко, — по семейным отношениям, не так ли? Как это должно быть приятно, знать ответы на все вопросы!
— Он замечательный маленький мальчик. Вопрос не в том, быть ли ему греком или англичанином. Вопрос в том, быть ли ему самим собой, будут ли его любить и понимать.
Но это было уже не ее дело. Ее дело была Алтея.
— Ты видел Марию?
— Я все ждал, когда ты вернешься к этому. Да, — сказал он. — Я видел Марию. Она приехала, чтобы забрать свою мать в Афины, до того как отцу сделают операцию. У нее проблемы, которые ты вряд ли себе представляешь, и поэтому я не решился беспокоить ее вопросами о твоей Алтее!