ПРОЛОГ. БИТУМНО-ЧЕРНЫЕ ЗУБЧИКИ НА НАКОНЕЧНИКЕ ПЕЧНОЙ ТРУБЫ
Дом из белого кирпича, отражая свет уличных фонарей, мягко источал желтое сияние. Глубокое и бархатное синее небо. Звезда. Одна — прозрачная и яркая. Одна. Красный огонек на шпиле антенны. Острые битумно-черные зубчики на наконечнике печной трубы. Ветка дерева — одинокая, отбрасывает колышущуюся тень на стену, покрытую тонкими трещинами. Почему невзрачный перечень предметов бывает столь красив, а человеческие отношения уродливыми?
…Непотушенный окурок брошен с балкона, кувыркаясь, достигает асфальта и рассыпается маленькими оранжево-красными искрами.
Толкнув балконную дверь, он вошел в комнату. Она уже спала. Вытянувшись ровно, на спине. Легкий храп, зарождаясь в гортани, с приглушенным рокотанием выходил сквозь полуоткрытые губы.
Он провел пальцем по ее резцам, что тонким краешком белой канвы виднелись из-под верхней губы. И едва успел отдернуть руку, как ловкий ее язык, словно ящерка юркая, метнулся к точке прикосновения и скользким движением смыл оставленный отпечаток. Губы ее сомкнулись, и голова из идеально ровного положения слегка склонилась на левую сторону. Симметричным движением рук коснулся ее закрытых глаз. Тонкие веки нервно дернулись и вдруг распахнулись — расширенные зрачки. «Я вызволил тебя из тьмы. Я подарил тебе свет», — прямо в ухо щекочущим шепотом ей сказал. Она скорчила недовольную гримасу: тонкие ниточки мимических морщинок пробежали по ее носу и лбу. С досадой издала какой-то крякающий звук и повернулась спиной. Белой, с мелкими веснушками.
К родинке, что располагалась чуть ниже лопаток, ровно на позвоночнике, припал холодным поцелуем. Слегка прихватил зубами кожу. «Не надо», — буркнула спросонья, но поздно: на ее тонкой коже уже оставлен ядовито-красный след. Легким движением его рука скользит по позвоночнику вниз. Минует колючий и острый копчик.
Опираясь на локоть, смотрит на ее лицо — на нем отражена безмятежность: в левом уголке рта поблескивает крохотная росинка вытекшей расслабленной слюны. Не ощущая сопротивления, поочередно, словно раскладываемый пластинчатый веер, он вводит в ее влагалище один палец, второй, третий, четвертый. С пятым на мгновение медлит: опасается причинить ей боль, потому действует крайне осторожно.
Получилось. Теперь дело за малым: настойчиво, но не резко двигает ладонь вверх. Слышится короткий всхлип. Опустив глаза, видит круглые ее ягодицы, чуть ниже — свое запястье, плотно охваченное браслетом ее мягких выбритых губ.
Средний палец настырно упирается в шейку ее матки. Самый любопытный изо всех — этот пальчик осторожно описывает небольшую окружность, а после упирается в еще одно отверстие. Она сонным голосом протестует: «Вытащи — немедленно!» — приказ, отданный раздосадованным голосом. Он повинуется. Освобожденную влажную руку кладет ей на шею. Чувствует узкие клавиши ее гортани. «Ну же, — недовольно произносит она, — будет что-нибудь существенное или же одна только…» — отпускает неприличное словцо. «Конечно же, будет», — заверяет он. Медленно и обстоятельно заполняет ее своей плотью. Далее следует механическое раскачивание — неторопливое и плавное вначале, оно становится резким и частым и оканчивается дробью мелких движений приблизительно минут через шесть. Готово. Она в отличие от него, горлопана, за минуты эти не издала ни звука. Встает с постели первой. В небольшом промежутке времени, пока она идет в ванную, до его слуха доносится звук слабого шлепка.
