И каким же маленьким стал теперь двор моего детства? Словно сжимался и сжимался он все эти годы, и все ниже к земле пригибались крыши его сараев, и все ближе подступала улица за оградой, и совсем невысокой оказалась наша яблоня, и куст смородины стал редким-редким – не спрячешься под ним. И все-таки он остался собой, двор моего детства. Все так же бежали в разные стороны его асфальтовые дорожки, все так же разлеглась у ограды лужа дпя корабликов, уцелело основание солнечных часов, огород с редиской и луком за углом дома и серебристый тополь возле скамейки, где вечерами сидели взрослые и говорили о чем-то своем, а мы играли в войну и «вышибалы» , в «ножички» , «птички на дереве» и прятки. Это был настоящий двор, не просто безликое место с детской площадкой и перекладиной для выбивания ковров между девятиэтажными коробками, а Двор, огороженный забором, с деревьями, сараями и поленницей, с цветочными клумбами, заросшими георгинами, мальвами и золотыми шарами, с двумя воротами и дырой в ограде. Здесь, под этим тополем, собирались мы – я, Толька и Юрка, Ленка, влюбленная в Борьку, и Борька, и Витька, и много другой детворы из окрестных дворов – и играли до темноты, и даже в темноте бегали между деревьями с карманными фонариками. У Борьки был отличный китайский фонарик, дававший плотный, почти точечный пучок света, у Сережки – фонарик с разноцветными стеклами, у меня – фонарь-мигалка. Мы собирались в кружок под тополем и начинали считаться. «Стакан, лимон – выйди вон. Стакан разбился – лимон покатился» ; «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить – все равно тебе водить» .
Считалок у нас было великое множество. Тот, кому выпадало водить, вставал лицом к стволу тополя, а мы разбегались по необъятному двору и прятались за деревьями, сараями и кустами, в поленнице и в подъездах, за скамейками и в зарослях лопухов.
Почему именно о прятках вспомнил я, вновь через двадцать лет очутившись во дворе моего детства? Да потому, что у тополя одиноко стоял рыжеволосый мальчуган в зеленой рубашке с короткими рукавами и кремовых шортах. Мальчуган оглядывал двор, смотрел в окна дома, словно ждал кого-то.
Такой же рыжеволосый появился как-то в нашем дворе, когда мы, собравшись в кружок у тополя, считались, кому водить.
– Рыжий-бесстыжий, – сказал Толька.
– Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой, – добавил его двоюродный брат Юрка.
У нашего дворового товарищества были свои законы. Дворовое товарищество не жаловало чужаков. Правда, Рыжий и не напрашивался. Он стоял в сторонке, смотрел на нас большими зелеными, как у тети-Лениного кота, глазищами, и с любопытством слушал нашу считалку. Я остался водить, встал у толстого ствола тополя, закрыл лицо руками и услышал удаляющийся топот.
