Бабченко Аркадий Аркадьевич родился в 1977 году в Москве. Окончил Современный гуманитарный университет. Журналист, в «Новом мире» печатается впервые.
До самого рассвета моросил мелкий противный дождь. Заложенное тяжёлыми серыми тучами небо было низким, холодным, и поутру солдаты с отвращением выползали из своих землянок.
…Артём в накинутом на плечи бушлате сидел перед раскрытой дверцей солдатской печурки и бездумно ковырялся в ней шомполом. Сырые доски никак не хотели гореть, едкий смолистый дым слоями расползался по промозглой палатке и оседал в лёгких чёрной сажей. Мокрое, унылое утро ватой окутывало мысли, делать ничего не хотелось, и Артём лишь лениво подливал в печурку солярки, надеясь, что дерево всё-таки возьмётся и ему не придётся в полутьме на ощупь искать втоптанный в ледяную жижу топор и колоть осклизлые щепки.
Слякоть стояла уже неделю. Холод, сырость, промозглая туманная влажность и постоянная грязь действовали угнетающе, и они постепенно впали в апатию, опустились, перестали следить за собой.
Грязь была везде. Разъезженная танками жирная чеченская глина, пудовыми комьями налипая на сапоги, моментально растаскивалась по палатке, шлёпками валялась на нарах, на одеялах, залезала под бушлаты, въедалась в кожу. Она налипала на наушники радиостанций, забивала стволы автоматов, и очиститься от неё не было никакой возможности – вымытые руки тут же становились липкими вновь, стоило только за что-нибудь взяться. Отупевшие, покрытые глиняной коростой, они старались делать меньше движений, и жизнь их загустела, замёрзла вместе с природой, сосредоточившись лишь в тёплых бушлатах, в которые они кутались, сохраняя тепло, и вылезти из своего маленького мирка помыться уже не хватало силы.
…Печка начала разгораться. Рыжие мерцающие отсветы сменились постоянным белым жаром, чугунка загудела, застреляла смолистыми угольками, горячее тепло поползло волнами по палатке. Артём протянул к краснеющей боками печке синюшные растрескавшиеся руки, глядя на игру огня, сжал-разжал пальцы, наслаждаясь теплом.
Полог палатки откинулся, противно захлюпав волглым брезентом, и Артёма передёрнуло от потёкшего по ногам холода. Зашедший остановился на пороге и, оставив вход незавешенным, принялся очищать сапёрной лопаткой сапоги от глины. Не поднимая головы, Артём зло бросил:
– В трамвае, что ли! Дверь закрой!
Полог зашуршал, задергиваясь, и в палатку вошёл взводный.
Было ему лет двадцать пять. Они с Артёмом почти ровесники, с разницей всего в пару лет, но Артём чувствовал себя гораздо взрослее ребячливого, вечно по-детски весёлого командира с огромными оттопыренными ушами, впервые попавшего на войну месяц назад и не успевшего ещё хлебнуть лиха.