Мы только что перелистали старый календарь, где на гравюрах — все странности времён ушедших, далёких, словно мир волшебной сказки. Как богато был наполнен мир, покуда не случилась революция и не смела, не смяла в одночасье изысканную прихотливость прежних форм; сколь однообразно беден он стал! Столетья, кажется, прошли с тех пор, и только лишь усильем воли мы иногда заставляем себя вспомнить, что там осталась — среди прочего — и наша юность тоже. Как тонко отразила своеобразие той эпохи искусная рука Ходовецкого; случайный силуэт, запечатлённый мимоходом, но сквозь него, сквозь случайность — поток духовной чистоты. Ах, эта строгость иерархий в каждом жесте, в каждой позе! И каждый был великолепен, в роскошном платье, словно в собственной своей вселенной, и будто бы себя готовил к вечности здесь ещё, на земле, и все были страшно заняты — заклинатели духов и одержимые духами, члены тайные обществ и таинственные искатели приключений, целители-чудотворцы и больные, в бреду творящие чудеса — всё, что угодно, лишь бы заглушить тоску, не выказать отчаянной некой муки, чтоб не вырвалась она ненароком из потаённых глубин души. Как объяснить всё это изобилие? Не приблизилась ли та, вымершая раса людей прежде времени к высшему миру и, протянувши дерзновенно руку к священным покровам Божества, не ослепла ли от блеска свободы, не отшатнулась ли, не пала в хаосе самоуничтожения обратно, в сумеречный мир Необходимости, необходимости соизмерять порыв свой с земными нуждами. Земля же забирает у нас все наши силы, чтобы вернуть нам долг — позже, много позже, но сторицею.
Века и века стояли за каждым из многочисленных тогдашних учреждений, надёжно их оберегая от всех и всяческих возможных перемен. Так, стоял когда-то в городе *** майорат-хаус господ фон ***; уже лет тридцать как он был необитаем, но интерьеры, но мебель и посуда хранились бережно и строго. Пользы от добра этого не было никому, однако же всякий понимал, что, пусть и в запустении, дом этот заслуженно слывёт одною из достопримечательностей города ***.
К тому же каждый год на нужды дома поступала определённая сумма, привозились новые скатерти, и столовое серебро, и картины, и прочие разности, необходимые для поддержания статуса, но прежде всего пополнялись запасы драгоценных вин в подвалах. Нынешний майоратс-херр вместе с матерью своей жил за границей, и от иных доходов обеспечен был довольно, чтоб не испытывать нужды в вещах, стоявших праздно в доме. Дворецкий, как заведено, заводил ежедневно часы во всех без исключения комнатах, кормил надлежащее количество кошек, коим вменялось в обязанность ловить вредоносных мышей, и раздавал по воскресеньям беднякам во дворе надлежащее количество пфеннигов. Среди нищих этих с лёгкостью могли бы, когда б не стыдились того сами, сыскаться и родственники хозяев, поскольку при основании майората о младших ветвях родословного древа предпочли не вспоминать. Вот и выходит, что счастья майорат не приносил никому, ведь богатые его владельцы богатству своему радовались разве что издалека, те же, кого судьба обошла, смотрели на них и на него с завистью.
