Король Вендии умирал. В душной, горячей ночи звон священных гонгов и рев раковин был слышен далеко. Слабые отзвуки доносились и в комнату с золотыми сводами, где на своем устланном бархатом ложе метался Бунда Чанд. Смуглая кожа короля блестела от пота, а пальцы впились в расшитую золотом постель. Он был еще молод, и не копьем его ранили, и не всыпали в вино яду. И все же на висках его набрякли синие узлы жил, а глаза застлала мгла приближающейся смерти. У основания подиума на коленях стояли дрожащие невольницы, а у изголовья была сестра короля Деви Жазмина, с глубокой тревогой вглядывалась она в его лицо. С нею был и вазам, пожилой дворянин, давно уже состоящий при королевском дворе.
Когда далекий рокот барабанов достиг ее слуха, Жазмина резко подняла голову.
— Ох, эти жрецы и вся эта суматоха! — вскрикнула с гневом и отчаянием. — Они так же беспомощны, как и врачи! Он умирает, и никто не знает, отчего. Умирает — а я, беспомощная, стою здесь, я, которая сожгла бы весь этот город и пролила бы кровь тысяч, чтоб его спасти!
— Я не знаю ни одного человека в Айодии, который бы не хотел умереть вместо него, если б это было возможно, Деви, — сказал вазам. — Этот яд…
— Я же говорила тебе, что это не яд! — выкрикнула она. — С самого детства его так хорошо охраняли, что самые ловкие отравители Востока никогда бы не смогли до него добраться. Пять черепов, белеющих на Башне Бумажных Змей говорят о том, что те, кто пробовал это сделать, не достигли цели. Ты прекрасно знаешь, что мы держим здесь десять мужчин и десять женщин для того, чтобы они пробовали его вина и еду, а его покои стерегут пятьдесят стражей, как и сейчас. Нет, это не яд, это колдовство. Ужасное проклятье…
Она умолкла, потому что король в эту минуту заговорил, его посиневшие губы, правда, не шелохнулись, а в остекленевших глазах не появилось и проблеска сознания, но раздался невнятный, ужасный и тихий крик, словно взывающий из бездонных, исхлестанных ветром глубин.
— Жазмина! Жазмина! Сестра моя, где ты? Я не могу найти тебя. Всюду темнота и вой вихря!
— Брат! — закричала Жазмина, судорожно хватая его безвольную ладонь. — Я здесь! Ты не узнаешь меня?
Остановилась, видя полное безразличие, разлившееся по лицу короля. С его губ сорвался слабый, нечленораздельный звук. Невольницы у подиума заскулили от страха, а Жасмина рвала не себе одежды.
В другой части города какой-то человек выглядывал из-за ажурной решетки балкона на длинную улицу, освещенную тусклым светом дымящихся факелов, озарявших воздетые к небу темные лица со сверкающими белками глаз. Из тысяч уст вырывались долгие причитания.
