Седьмая раса

Телефон снова завибрировал. В десятый, наверное, раз за полчаса планерки. Ольга вытянула его из кармана, ожидая увидеть на дисплее все тот же знакомый номер близнецов. Честно говоря, ее уже просто душила злость.

Ну, погодите, закончится совещание… Я вам сама позвоню…

Однако на этот раз практиканты внесли некоторое разнообразие. Вместо звонка высветилась смска. «Сейды не вино», — прочла Ольга.

И разозлилась еще больше. Хотя теперь все стало понятно. И бесконечные звонки, и это фамильярное сообщение.

Сейды не вино. И не водка. И, видимо, даже не пиво. Сейды — камни. Судя по всему, это близнецов и огорчало. Причем, до такой степени, что они не смогли сдержаться, чтобы не поставить об этом в известность ее, своего шефа. Поросята!

— Ольга, что вы планируете на ноябрь? — обратился к ней главный.

И Славина тут же забыла про напившихся где-то в мурманской тундре близнецов-практикантов, про их навязчивые звонки и глупую смску.

Самолет легко скользнул сквозь легкую розовато-желтую пуховку облаков, и в иллюминаторах открылась земля. Далекая, пятнистая, как форма спецназовцев, с черными кляксами озер, темно-зелеными разводами лесов, светло-серыми изломами дорог. Общую уныло-мрачную гармонию раскинувшегося внизу простора нарушали лишь непонятные белые проплешины, казавшиеся лишними, демаскирующими и оттого — чужеродными.

— Смотри, снег еще лежит! — выдохнул кто-то удивленный сзади.

И Ольга поняла, что белые пятна — не что иное, как снежные шапки на сопках, которые здесь не тают и летом. Отчего-то тревожно защемило сердце, противно засосало под ложечкой, будто это белое, вовсе не летнее и даже отсюда, с десятикилометровой высоты, холодное и неприветное, таило в себе какую-то неприятную тайну, предчувствие невнятной, но неминуемой опасности.

— Через несколько минут наш самолет произведет посадку в аэропорту Мурмаши города-героя Мурманска, — приветливо сообщила стюардесса. — Температура воздуха плюс семь градусов.

Народ в салоне засуетился, загомонил. Еще бы! Когда они вылетали из Москвы, всего-то чуть больше полутора часов назад, в Шереметьево от тридцатиградусной жары плавился асфальт…

Мурманск… Она бывала здесь лишь однажды, на практике. Так же, в июле. Тогдашние полтора месяца перевернули всю ее жизнь, и потом, сколько ни зазывала подруга, Ольга не могла заставить себя приехать сюда еще раз. И только этой весной вдруг почувствовала, что само слово «Мурманск» больше не имеет над ней такой страшной магической власти, она может его произносить, не боясь, что мгновенной болезненной судорогой сведет все внутри, она способна даже думать о поездке сюда. Правда, для того, чтобы эта перемена случилась, понадобилось пятнадцать лет.