Когда мне исполнилось сорок дней со дня рождения, дед мой, Дмитрий Антонович Бирюков, суровый старый казак, несмотря на отчаянные протесты моей матери, извлек меня из люльки и подстриг «под кружок». Совершив такой обряд, он от души пожелал:
— Ну, расти, внучек, добрым казаком. Дай тебе бог счастья!
На втором году моей жизни дед во время молотьбы попал под маховое колесо конной молотилки и был убит. Умерла вскоре и бабка. Потом в нашем доме произошел пожар, и меня едва успели вытащить из огня. От ожогов я болел с полгода.
На пятом году меня ударил копытом жеребец. Я две недели лежал без сознания, борясь со смертью, но выжил.
По натуре своей я был жизнерадостный мальчуган; всем этим несчастьям я мало придавал значения, или, вернее, скоро их забывал.
И только страшное горе, вдруг совершенно нежданно разразившееся в нашем доме, чрезмерно меня потрясло. Скоропостижно умерла моя мать.
Еще вчера мы всей семьей — отец, мать, я и младшая сестра, трехлетняя Оленька, — ходили в гости к нашему знакомому казаку Михаилу Александровичу Кривякину.
Чудесная это была, запомнившаяся на всю жизнь, прогулка.
Кривякин жил на окраине станицы, на берегу мелководной речушки Садовки. Ветхая его хатенка с потерпевшей от непогоды и времени соломенной крышей пряталась в гущине буйно и мятежно разбросавшегося сада. Мне казалось, что красивее и живописнее этого места не сыскать нигде.
Стояла пора цветения, и все здесь, как снегом, было покрыто кипенно-белыми, — чуть розовеющими лепестками яблоневого цвета. Мы вдыхали этот целительный запах весны и не могли вдосталь надышаться.
Под маленькими, подслеповатыми оконцами хаты протекала маленькая речушка. Летом она сплошь покрывалась огромными, как блины, гладко прилипнувшими к воде лопухами с поблескивающими, как звездочки, кувшинками.
Мы с сестренкой, зачарованные, не могли оторвать глаз от речушки. Каждый раз, как только нам удавалось увидеть в воде блеснувшую чешуей рыбешку, мы приходили в неистовый восторг…
На противоположном берегу раскинулись густые сады. Ветви груш и яблонь переплелись и повисли тяжелыми гирляндами над водой, роняя душистые лепестки. На лужайке Кривякин поставил пяток ульев. Над ними в солнечном сиянии кружились золотыми шариками пчелы.
Усадив всех на берегу под ветвистой яблоней, хозяин накормил нас горячей ухой. А потом стал угощать чаем с медом. До чего ж приятно было пить этот чай на свежем воздухе!
Нам с Олей так понравилось в саду у Кривякина, что мы расплакались, когда нас уводили оттуда.
Дорогой, чтобы мы не плакали, мама затеяла с нами игру в горелки, и мы с Олей, забыв о своем огорчении, взапуски бегали за ней.
