Когда-то

Не припомню где — в Фиуме, или в Анконе, или в Болонье — видел я эту маленькую пьесу на рождественский сюжет.

Не помню, чья она, не помню заглавия.

Было это проездом. Мне хотелось спать, но как-то неловко было лечь рано, и я заглянул в первый встречный театрик.

Там давали эту пьесу.

Помню, что актеры говорили стихами.

Первая сцена разогнала мой сон.

На улице стоял туман и сырость, а пальто мое никуда не годилось.

В театре было тепло и светло; я чувствовал тут себя хорошо и уютно.

Потому, может быть, и понравилась мне эта пьеса.

Когда она окончилась и я вышел снова на улицу, снова на сырость и туман, мне опять захотелось спать.

И я пошел в гостиницу и заснул.

Оттого теперь, когда я вспоминаю об этой пьеске без заглавия и автора, она мне представляется каким3то интермеццо между сном и сном.

Я даже не помню подробно содержания и могу передать его именно так, как рассказывают привидевшийся сон, — одного не досказывая, другое прибавляя, восстанавливая целое по неясным обрывкам воспоминаний.

Это было в Вальдаосте, в сочельник, когда3то давно.

Шел густой снег, выла горная вьюга.

В замке, в одной из горниц, было тепло и укромно: в камине трещали дрова, восковые свечи горели ярко.

Старый граф сидел в кресле у камина.

Иоланда, его дочь, придвинула свою невысокую скамеечку к самым ногам старика.

Слуги и вассалы, приходившие поздравить с праздником, уже ушли.

Граф задумчиво смотрел на огонь и говорил:

— Много искорок и огоньков пробежало предо мною за мою долгую жизнь. Много видел, много поработал и устал.

Хорошо так отдыхать, у теплого камина, рядом с тобой… Только слишком у нас тихо, Иоланда.

— Спеть вам, отец?

Граф помолчал.

— Не надо. Ты хорошо поешь, Иоланда, но в твоем голосе нет чего-то. Нет лучших, самых звучных нот. Твой голос похож на голос твоей покойной матери, но когда она пела над твоей колыбелью, в ее песнях была глубина, которой я не слышу у тебя. Потому что ты не мать, Иоланда… Я бы хотел, чтобы и ты скоро запела над колыбелью — тогда бы я радостно слушал тебя с утра до ночи…

Иоланда поцеловала руку отца.

— Когда ты пишешь или мечтаешь, Иоланда, мне пусто. Моя жизнь убывает, мне нужно восполнять ее близостью существ, еще полных жизни. Если бы у меня были внуки, они шалили бы у меня на коленях, а я ворчал бы на них.

— Отец, — сказала Иоланда, — не вините меня. Я часто мечтаю, что вот в один прекрасный час зазвенят ступени нашего замка под шагами какого3то сильного и красивого, кто придет и покорит меня. Но проходят месяцы и годы, а он, сильный и красивый, еще не явился.