Литвин Георгий Афанасьевич
Выход из мёртвого пространства
Hoaxer: Книга, написанная умным человеком, которые размышляет, не оперируя штампами и не впадает в крайности. Много малоизвестных (а может быть, и вовсе неизвестных обычному читателю) фактов из фронтовой жизни, особенно начального периода войны. Например, Литвин воевал вместе с Фадеевым, до перехода того к Покрышкину. И, благодаря Литвину, я узнал, кого и как, на самом деле, рубил лопастями пропеллера Фадеев. Это знаменитая история, часто о ней писали, почти легенда - как берсерк Фадеев, когда у него кончились боеприпасы, носился на бреющем полёте и крошил в капусту немецкую конницу и покрошил чуть ли не полк. Оказывается, срубил лётчик всего одного всадника (лошадь уцелела), хотя и это - из ряда вон выходящий случай. Или рассказ Литвина о содержании пропагандистских листовок первых месяцев войны - "Стой! Тут социалистическая страна!". Помимо всего этого, Г.А. Литвин писал безо всяких литобработчиков, сам. И, должен сказать, читать его очень интересно. В общем, книга весьма достойная и честная и вызывает уважение к её автору, хотя я и не согласен с некоторыми политическими взглядами покойного ныне Г.А. Литвина.
Содержание
Вместо предисловия. Несколько слов о себе
Приморье. Без нас фашистов не разобьют!
Донбасс. Что кричат, когда идут в атаку
У села Гречишкина. Как летчик в бой пехоту водил
Варваровка - Ростов - Махачкала - Нальчик. Горькая пыль дорог отступления
Учебно-тренировочный полк. Дал слово - держись!
Глава, заключенная в скобки. Чужие воспоминания
Дал слово - держись! (продолжение)
Кубань. Стреляю сквозь фюзеляж, но "мессера" сбиваю
Эльтиген. Перед смертью все были равны
Крым. С того света, бывает, возвращаются
Севастополь. Буйно цвели той весной сады
Харьков. Бдительность или подозрительность?
Белоруссия, Польша. Неужели действительно скоро конец войне?
Вместо послесловия
"Я был воздушным стрелком". Станислав Грибанов
Вместо предисловия. Несколько слов о себе
- Ну, вы и герой! - так закончил уже давний теперь разговор со мной секретарь райкома. И непонятно было, к чему относились его слова: к военному прошлому (а секретарь не раз поглядывал на орденские планки на моем пиджаке) или к тому письму, которое я написал на XXV съезд партии. Если по сегодняшним меркам мерить, то ничего особенного в том письме не было, газеты теперь пишут о безобразиях, творившихся в стране, и полнее и резче. Что ж, у тех, кто сейчас пишет, угол обзора шире. Я же тогда написал о том, что видел и понимал сам. Но тем труднее секретарю райкома, человеку образованному, кандидату наук, было разговаривать со мной. Почти со всеми моими доводами он согласился, но правдоискательство тогда было не в чести. Не хочу называть его фамилию, конец его жизни уже во время перестройки был трагическим. Ведь покончить с собой, свести счеты с жизнью - это тоже поступок.
