Ольга поставила форму с тестом в духовку, уменьшила огонь, закрыла дверцу и, наконец, с облегчением вздохнула.
«Кажется, все готово…» — мелькнула успокоительная мысль.
Кухня уже была прибрана, и лучи низкого осеннего солнца, неожиданно выглянувшего из-за октябрьских неизменных туч, придавали обычной обстановке легкую праздничность.
Ольга сняла вышитый льняной передник, в котором она обычно кухарничала, и надела кружевной, игриво-кокетливый. Он практически не защищал платье, но Юрию Михайловичу очень нравилось, когда именно в этой экипировке жена накрывала на стол.
Маленький двухэтажный сервировочный столик на колесиках изнывал от тяжести салатов и закусок. Ольга быстро, но осторожно, прокатила его по длинному коридору в гостиную, где был накрыт стол на четверых. Старинный золоченый обеденный сервиз по этому случаю покинул сервант. Серебряные приборы были разложены в точнейшем соответствии с требованиями этикета. Ольга не поленилась лишний раз заглянуть в соответствующую книгу.
Опыта званых обедов и приемов у нее было не слишком много: замуж за академика Растегаева она вышла всего полгода назад.
Занявшись разгрузкой сервировочного столика, Ольга не заметила, как в комнату вошел Юрий Михайлович. Он имел обыкновение ступать по паркету почти неслышно и обожал подшитые замшей тапочки, подаренные приятелем — узбекским химиком.
— Боже, какое изобилие, Оленька! — муж удовлетворенно улыбался. — Может быть, не следовало столько готовить? Ведь Маша настраивала нас только на чаепитие.
— Не останемся и без чаепития, — заверила Юрия Михайловича супруга, — но время-то обеденное. Вот я и решила, что подкрепиться поосновательнее будет очень даже кстати. Тем более, что путь к сердцу любого мужчины лежит, увы, через его желудок.
— Ну, Оленька, неужели тебе нужен путь к сердцу какого-то молодого человека? — засмеялся Юрий Михайлович.
— Мне ведь удалось подружиться с твоей дочерью. Так неужели я не могу попробовать понравиться и твоему будущему зятю.
— Да, конечно… Только не слишком увлекайся, дорогая, — муж покровительственно потрепал ее по щеке. — Я ведь, ух, какой ревнивый.
Юрий Михайлович грозился шутливо, но Ольга явственно поняла, что это именно та шутка, за которой скрывается немалая доля правды.
— Осторожно! Не опрокинь соусник!
— Ах я, старый, неуклюжий плюшевый мишка. Р-р-р!..
После женитьбы на молодой женщине у академика Растегаева появилась странная привычка дурачиться и мальчишествовать. Пожалуй, только эта новоявленная, не всегда к месту манера поведения и раздражала Ольгу в муже. Она с трудом скрывала всплеск негативных эмоций, охватывавший все ее существо, когда седовласый полноватый респектабельный мужчина вдруг в самые неподходящие моменты начинал смешно шепелявить, подражая выговору пятилетнего малыша, или играть в прятки, или, как сейчас изображать ручного зверя.
