Жизнь чуть теплилась, как огонек тлеющий лучины, в этом исхудавшем, изможденном маленьком теле. Живыми были только одни глаза. Голубые, почти синие васильковые, они глядели мягко и жалобно...
Когда ей дали миску с супом, она не могла поднести ложку ко рту. Питье сочилось обратно из белых бескровных губ.
Доктор, впрочем, признал ее здоровой.
Здорова?!.
Да, как здорова былинка в голой безводной пустыне, как зеленое деревце, заглушенное в густом дремучем лесу, как сокол в неволе...
— Здорова, но не выживет. Организм слишком истощен!—глубокомысленно заключил доктор.
Смерть, казалось, уже склонилась над изголовьем постели, на которой распростерлось маленькое измученное тельце.
Жизнь еще трепетала в глазах, неподвижно уставившихся в белые, чистые стены приемного пункта...
Ребенок умирал без стона, без жалоб... А за окном догорал кровавый закат знойного летнего вечера 1921 года.
II.
Прошел день-другой, и на удивление всем она жила.
На третий день в праздник, после обычного завтрака, в комнату вошли двое—мужчина и женщина.
Он—высокий, худощавый и смуглый. В глазах сила и железная воля.
Она—румяная, полная, с улыбкой играющей, казалась малоразвитой, но доброй женщиной. Подошли к сестре.
— Доктор направил к вам. Позвольте посмотреть детей.
И пошли-было по палате.
На первой кровати лежала привезенная третьего дня девочка. Ее голубые глазки с усилием повернулись на вошедших, и слабая улыбка, точно луч солнца, пробежала по лицу...
Женщина ухватила за руку высокого мужчину, с внезапно подступившими к глазам слезами чуть слышно прошептала:
— Нет. Не могу смотреть больше. Возьмем ее. Лицо мужчины потемнело. Казалось, клубок какой-то сжал ему горло...
Наконец, с усилием произнес:
— Да. Возьмем ее.
Он наклонился к девочке и крепкой рукой осторожно погладил белокурые волосы.
Потом разом выпрямился и бросил, точно отрубил:
— Возьмем ее.
III.
Доктор и сестра не советовали брать девочку.
— Не жилец она на белом свете. Труп привезете к себе.
Но мужчина только улыбнулся.
— Раз сказано: возьмем,—значит, возьмем. Не умрет.
В голосе прозвучала такая уверенность, что доктор и сестра смолкли.
Бережно, крепкими руками взял мужчина одетую в простое платье девочку. Та прильнула к нему...
В книге для записи поступающих на приемный пункт детей против фамилии: Секлетея Михайловна Трифонова, 13 лет, появилась отметка: «взята рабочим завода «Пролетарий» Семеном, Петровичем Гвоздевым. Адрес—Красная Пресня переулок и дом такой-то».
IV.
Как осталась жива девочка,—не понимали ни доктор, ни соседи.
Одни объясняли внимательным уходом, другие крепостью тела, и никто не сказал самой главной причины.
