Тринадцать сеансов эфиризации

Предания о сверхъестественном и рассказы о легендарных событиях не составляют исключительной принадлежности далекого прошлого, но существуют и в наше прозаическое время. Средневековые легенды Карла Великого и Роберта Дьявола^>{2} сменились, с течением времени, легендой Наполеона. Все писатели, разрабатывавшие легенды — Шлегель, Гердер, Вальмаркэ^>{3}, Мори, а равно Гете и Виктор Гюго — черпали сказания не только из средневековых, но и из значительно позднейших источников, доходящих, в иных случаях, даже до половины текущего столетия. Легенды, которые пересказываются в разных местностях России, часто также относятся к настоящему, как и к прошлому. Множество таких легенд и преданий, описывающих то, что совершилось на народной памяти, идет толпой вдоль бесконечных берегов Волги, теснится в ущельях Дагестана, грезится потомкам храбрых чеченцев и передается из рода в род у татар, самоедов, якутов, чувашей и зырян.

По самому свойству своему, легенда селилась всегда под тенью густых, вечнозеленых лесов, ютилась на пустынных горных вершинах и населяла печальными призраками высокие и неприступные замки отжившего прошлого. Старинные русские легенды, в свою очередь, имеют местом действия или темные дубравы Волыни, в непогожий осенний вечер, или берега зачарованного «стодола» в Малороссии, в яркую лунную ночь, исполненную таинственной поэзии, или печальные снеговые пустыни, засыпаемые метелями и буранами.

Таким образом, все эти рассказы, полные тайны и очарования, по-видимому, сторонятся от больших городов, где нет простора для фантазии и приволья для чувства. Призракам легенды тесно в узких улицах города, и таинственный ропот предания бессилен бороться с шумом и гамом городской жизни. Однако, это не совсем так. Города имеют свои легенды, и эти «городские легенды», исполненные мрачного смысла, толпами блуждают по узким, лишенным света и воздуха улицам, спускаются в убогие подвалы, заглядывают на чердаки и наполняют своими бледными призраками роскошные, ярко освещенные чертоги.

Одна из таких «городских легенд» и является предметом настоящего рассказа.

Во второй половине семидесятых годов, в столичных, а за ними и в провинциальных городах было замечено странное движение, охватывавшее все классы городского населения. Движение это коснулось, между прочим, и большого университетского города N. Начиная с мелкого мещанства, проводившего целые дни на одной из окраин города, перед домом, в котором было «нечисто», и кончая довольно большим кружком профессоров местного университета, занимавшимся исследованием явлений мантевизма