Молодой человек галопом скакал к Шато де Мирандола, августовское солнце отражалось в его волосах и скользило по стройным ногам скакуна. В этот жаркий день казалось, что среди деревьев и пастбищ, дремавших вдоль серебристого притока Луары, нет других живых существ, кроме него и коня, пока тот стрелой несся к исполненному строгой элегантности шато семнадцатого века, возвышавшемуся среди английских садов, прудов и фонтанов.
Большие железные ворота были открыты, и всадник почти не сбавил скорость, когда копыта коня оказались на главном подъезде и стали размётывать гравий в растущие по обе стороны цветы. Он углублялся в классически упорядоченный пейзаж, ибо ни один создатель этого живописного вида не пытался уподобить Мирандолу природе. Среди царившего кругом покоя страсть к переменам жила лишь в громко стучавшем сердце всадника и в голове юной хозяйки шато, которая в это мгновение бодро шагала по паркетному полу своего салона на верхнем этаже.
Проскакав через мост над пустым рвом, всадник нетерпеливо огляделся, но не увидел никого во внутреннем дворе. Он резко остановил скакуна на мостовой, внимательно осмотрел ряды верхних окон и тут же заметил голубое платье и белые руки, которые уже открывали задвижки.
— Вивиан!
Его голос долетел до нее как раз в тот момент, когда она открыла створки и вышла на узкий балкон. Черные локоны обвили лицо, когда она наклонилась, чтобы посмотреть на него, а руки вцепились в ограду.
— В чем дело? В Луни что-нибудь стряслось?
— Все в порядке! Я привез тебе самые лучшие новости — они столь изумительны, что я всю дорогу повторял их про себя.
Он широко улыбнулся ей. Конь никак не мог устоять на месте, и его копыта звенели на булыжной мостовой.
Она с облегчением улыбнулась ему в ответ:
— Тогда выкладывай.
— Американцы сделали это! В прошлом месяце они решились и подписали Декларацию. Они учредили Соединенные Штаты!
Вивиан вскрикнула:
— Значит, все ее подписали? Как ты это узнал?
— От Лафайета — кто-то из Лондона прислал ему экземпляр Декларации. Он говорит, что Конгресс…
— Погоди! Я сейчас спущусь.
Через минуту она уже сбегала, держа подол платья высоко над лодыжками, по главной лестнице, занимавшей два пролета. К счастью, такое отсутствие манер имела право комментировать лишь ее двоюродная бабушка Онорина, которая как раз в этот момент дремала в своей комнате, расположенной в восточном крыле.
Спустившись вниз, Вивиан опустила подол и поправила кружева у кончиков плеч, однако не поправила волосы, обрамлявшие раскрасневшиеся щеки и горевшие глаза. Девушка остановилась в вестибюле.
