– Мне никогда не будет тридцать лет, – первый раз я произнесла это ещё в детстве в ответ на стандартное: «Когда тебе будет тридцать лет, тогда и посмотрим…»
– Мариночка, откуда ты такое взяла? – удивилась мама. Я не смогла объяснить то, что чувствовала, не нашла нужных слов. С тех пор прошло много времени, и я так часто говорила эту фразу, что сама уже не сомневалась в ней. Сначала родители переживали, а потом привыкли. Ребёнком я не задумывалась о значении моего заявления, а когда выросла, попробовала разобраться в ощущениях. Как ни странно, такая перспектива совсем не пугала, наоборот, добавляла остроты и помогала не терять ни минуты.
Окружающим казалось, что я вообще не ценю жизнь, но они ошибались. Просто у меня со смертью был договор – до тридцати лет я могла делать что угодно безо всяких последствий. Я не злоупотребляла этим и сильно не рисковала – всегда очень хорошо чувствовала границы дозволенного мне.
Лет в восемнадцать-двадцать я проверяла эти границы: сплавы по горной реке, парочка восхождений к вершинам, несколько прыжков с парашютом, стрелковый клуб и всякое такое. Судьба не обманула. Даже в сложных ситуациях, которых было немало, я всегда знала, куда можно идти, а куда не стоит. И выходила из них целой и невредимой. А потом успокоилась, поняв, что острые ощущения меня не очень-то привлекают.
В последнее время я оставила лишь ежегодные поездки в красивые места с потрясающей природой, типа каньонов или фьордов. В остальном вела обычный образ жизни, стараясь наслаждаться каждой прожитой минутой, как можно полнее прочувствовав её. В результате, я не обращала внимания на страхи и опасения, что сдерживают остальных людей. И в чём-то обладала большей свободой, чем другие.
Однако вера в собственное предсказание будущего накладывала и ограничения. У меня было много хороших знакомых, но ни одной близкой подруги. Просто не интересовали темы, которые обычно обсуждают девушки – поиски мужа, мечтания о семье. Я никогда не задумывалась о семье и детях – знала, это не для меня. Что тоже не приводило в ужас. Некоторые пары добровольно не хотят иметь детей, и ничего. А за родителей я не переживала. Слава богу, была не единственным ребёнком, и мой старший брат уже обеспечил их двумя внуками.
Благодаря таким взглядам отношения с мужчинами складывались довольно легко и не были отягощены разными сложностями. Большую роль в них играла ещё одна моя странная для многих убеждённость. Примерно лет в пятнадцать я поняла, что не существует никакой второй половинки, ждущей меня где-то там. И искать её, то есть его – единственного принца на белом коне – бессмысленно.
