Оглянись на будущее

Отрадная улица начинается не от Радицы, а снизу, от чугунных ворот четвертой проходной. Тут, по нечетной стороне, четной не было вовсе, места не хватало, под номером первым рядышком стояло два здания: особнячок бывшего управляющего и остатки усадьбицы торговых людей Марголиных. Особнячок — голубенький, очкастенький, с реденькой бородкой из одряхлевших георгинов и петуний, в новой шляпе из волнистого датернита. На фронтоне крылечка с резными столбиками — вывеска довольно мрачного вида и содержания «Травмпункт». И вспученный асфальт к тесовым в елочку воротам.

От всего марголинского уцелел лабаз с небольшой пристройкой. Когда-то и лабаз красили в голубое, но было это давно, и теперь из-под веселенького проступало и давнее синее, и еще более древнее коричневое, и даже ребра-кирпичи. Ни к двери, окованной ржавой жестью, ни к окошку-проруби давно ни следочка — потому утратил лабаз и свое звучное название «Голубой Дунай», и свое влияние на стоящие по пологому взгорку панельные пятиэтажки, выкрашенные в цвет товарных вагонов. Если глянуть снизу — так и есть, состав товарняка с паровозиком во главе. Там, почти на самом гребне пригорочка, чернеет сторожка дровяного склада, ни дать ни взять — паровозик с высокой трубой. Маломощный паровозик, не хватило духу втащить пятиэтажки на горушку. Но он не сдался, дымит несуразной своей трубой, пыхтит от натуги. Вот-вот отпыхтится, подсыплет песочку под колеса, свистнет погромче и двинет дальше свой одномастный состав. Хотя — куда же? По всему пригорку, словно копешки по щедрому лугу, — узкоглазые, пришлепнутые сверху, чуть скособочившиеся и от возраста, и от былой удали хатенки.

Это и есть Радица.

На самой бугрине, в центре Радицы, — могучий тополь в пять обхватов. Под тополем — жилье Стрельцовых. Почернелый, в глубоких трещинах домик. Три окна по фасаду, вросшие в землю ворота, жестяной петух на коньке крыши и затейливое крылечко с удобными скамейками и скрипучими приступками. Под тополем тоже скамейка, поставленная на века, — дубовая плаха на четырех лапах чугунного литья. Не скамья — трон королевский. Только без спинки. Наверно, чтоб не засиживаться подолгу здешним королям. На скамье, в самой густотени, блаженствует теперешний домовладелец Гордей Калиныч Стрельцов. Белоголовый, костлявый, кривоногий, но с такими увесистыми молотобойными руками, что и непонятно — зачем они деду? Щурится дед Гордей на умаявшееся за день солнце, запутавшееся в молодом дубнячке, мозгует что-то, шевеля для убедительности коричневыми, в трещинах губами, беспокоится, переступая окаменевшими валенками.