If I’ve got to go – если надо ехать

Параллельно с этими работами мы печатались в русскоязычных газетах. Пришлось завести несколько псевдонимов, так как издатели газет очень ревниво относились к своим корреспондентам и большой любви друг к другу не испытывали. Ко времени нашего приезда в Филадельфии была лишь одна русскоязычная газета, а со временем их стало больше десяти. И если эта одна газета печатала материалы, связанные с политикой и делами русской комьюнити, то вскоре появились газеты, которых совершенно не интересовали корреспонденты, ибо их хозяева никаких гонораров платить не желали. Все скачивалось из Интернета. Качество и актуальность материала никого не интересовали. Главное был объем – страниц, эдак, 40. Статьи шли в той последовательности, в которой на них натыкался сотрудник, качавший материалы Интернета: «Есть ли пирамиды на Луне?», «Новые методы лечения болезни Паркинсона», «Великий грешник Джиакомо Казанова», «Любовницы кремлевских вождей», «Причины сексуальных расстройств», «Половое влечение» и т. д. Газеты были бесплатными и жили они за счет рекламы. Поэтому самым главным была реклама. На почве привлечения рекламодателей шла чудовищная конкуренция. Издатели газет и хозяева радиопрограмм сражались не на жизнь, а на смерть за любых рекламодателей. Приемы не всегда были джентльменскими.

Через год пребывания в Америке свершилось чудо – Леночка заговорила по-английски. Причем, чем дальше, тем все лучше, так что наши благодетели по устройству выставок уже не верили, что она недавно приехала в Штаты. Сработали талант и филологическая подготовка. В свое время, когда я приехал из Японии, я несколько вечеров показывал дома слайды и делился впечатлениями о Стране восходящего солнца. Это произвело на мою супругу такое впечатление, что она пошла на курсы японского языка и через месяц уже как-то беседовала с преподавателем по-японски. Я, честно говоря, когда увидел два огромных алфавита – катакану и хирагану, каталог иероглифов и японо-японский словарь, что было само по себе непонятно, пришел в ужас. Когда я приходил за ней в школу, то слышал из-за дверей хор, произносивший вслух малоприличные тексты: «Уеби, туеби, заеби…» Это они разучивали названия дней недели.

Леночкин английский хотелось использовать не только в быту. Мы задумали серию очерков о жизни и творчестве великих иммигрантов – деятелей культуры, о которых почти ничего не было в русскоязычной литературе. Леночка переводила пудовые монографии о Якове Эпштейне и Хаиме Сутине, об Ирвинге Берлине и Бенни Гудмене, о Жаке Липшице и Луис Невелсон. Мы копались в публичных библиотеках. Публикации об этих мастерах и их удивительных биографиях легли в основу написанной нами книги. Я с удовольствием рисовал графические заставки к этим очеркам с портретами мастеров. Эти биографии были такими разными и, в то же время, похожими. Похожи они были тем, что эти люди, или их родители покинули насиженные места в городах или маленьких поселках-штеттл и отправились на поиски счастья в другие страны. Схожи они и тем, что им пришлось преодолеть массу трудностей, чтобы завоевать достойное место в мире искусства.