Свобода слова в условиях посттоталитарной демократии

"Общественное мнение - продукт, а не явление.

И, смею вас заверить, это мой продукт".

Время, в которое мы живем, интересно тем, что регулярно проблематизирует старые истины. Например, "кофе повышает артериальное давление". "Япония - миролюбивая страна". Или "свобода слова является гарантом демократии".

Последнее время Россию регулярно обвиняют в отсутствии подлинной свободы слова, в ангажированности прессы и медиаресурсов. Основная аргументация в этом направлении - дружное молчание российских журналистов о роли "путинской гебни" в деле отравления Литвиненко и "наезды" на маленькую, но гордую и почти независимую Эстонию?

В свою очередь Россия регулярно обращает внимание западных журналистов на полностью ими игнорируемый организационно-правовой беспредел на Украине, а также задает не совсем удобные вопросы относительно гордой и почти независимой Венесуэлы (иногда в этом же контексте упоминается Иран и даже Ирак, хотя насчет независимости последнего есть некоторые сомнения)...

Логика "сам - дурак", конечно, убедительна, но очень скучна. Гораздо интереснее предположить, что со "свободой слова" все в порядке - и в России, и на Западе, но само это понятие неузнаваемо изменилось.

Пресса стала четвертой властью после Гражданской войны в США. Связано ее возвышение было с простым обстоятельством: журналисты уже пользовались для передачи информации телеграфом, в то время как генералы предпочитали по старинке посылать за сведениями адъютантов. Если учесть специфический характер войны, позволяющий журналистам без особых трудностей собирать информацию с обеих сторон, то не приходится удивляться тому, что редакторы начали ориентироваться в обстановке намного лучше генералов, а генералы в свою очередь стали использовать газеты в качестве основного источника разведданных.

В последующие десятилетия особое положение прессы в системе принятия решений было упрочено респектабельной осведомленностью британской "Таймс" и дерзостью американских журналистов, снабжающих своих читателей фотографиями и репортажами из самых горячих точек мира, в которых "все сестры получали по серьгам" и стирались различия между своими и чужыми.

Золотой век журналистики продолжался недолго, и, во всяком случае, он не пережил Первой мировой войны, но память о нем осталась, тем более что и в последующие годы и десятилетия в тех же Штатах регулярно попадались "честные журналисты", которые "раскручивали" что-нибудь сенсационное и общественно-значимое: Уотергейт, например. Погоду, однако, делали не они, а функционалы "министерства Правды", исправно укладывающие общественное мнение своих стран в логику эпохи тоталитарных войн.