I
Ранним июньским утром ко мне на дачу неожиданно приехал Анатолий Большаков, уже немолодой поэт. По тому, как он торопливо вытащил из кармана измятую пачку сигарет, хотя недавно бросил курить и очень этим гордился, по сосредоточенному взгляду, насупленным бровям я понял: он чем-то озабочен — и повел его к себе на веранду.
Внизу лежало море — сверкающая огненная чаша, а со стороны сада веранда была густо увита виноградом. Этот живописный уголок и бокал выдержанного домашнего вина должны были бы вернуть моему другу его обычное благодушное настроение.
Но он, отодвинув бокал, негромко промолвил:
— Я хочу поделиться с вами… — Он замолчал, потом решительно договорил: — Хочу рассказать нечто для меня очень важное.
— Мы здесь совершенно одни, никто нам не помешает. Я слушаю вас, Анатолий Александрович.
И Большаков не спеша заговорил:
— Месяца два тому назад хмурым, дождливым днем я возвращался с Большого Фонтана в город. Спешил в издательство, чтобы вовремя сдать рукопись нового сборника. Автобус, как всегда, был переполнен. Хлестал дождь. Прижатый к окну, я не без труда раскрыл папку и еще раз просмотрел стихотворение, которое мне очень нравилось, но не вызывало особого восторга редактора. Нет, все было на месте, все было как надо, и я захлопнул папку.
— Простите, могу ли я к вам обратиться? — услышал я приятный голос женщины и взглянул на нее. Это была немолодая, но еще очень привлекательная блондинка с глубокими серыми глазами. — Я все ждала, пока вы кончите читать, — спокойно продолжала она, поправляя тонкими пальцами русую прядь волос, упавшую ей на щеку.
Я все еще был поглощен мысленным спором с редактором и не сразу сообразил, что этой женщине нужно. Но на всякий случай поощряюще кивнул.
— Скажите, ваша фамилия… Большаков? — спросила она несмело.
— Да.
— Анатолий Александрович?! Значит, я не ошиблась?! — сказала она, как будто и сама этому удивляясь.
— Вы меня знаете? Откуда? — с любопытством спросил я.
Она замялась, но потом, словно что-то решив для себя, полушутя ответила:
— Я утащила из разбитой витрины вашу фотографию. Это было в начале войны.
— Зачем вам понадобилась моя фотография? — удивился я.
— Не мне понадобилась. Моей подруге… Она меня очень просила.
— Как зовут вашуподругу?
— Какое это имеет значение. Бы ее, наверное, уже не помните.
— Пока на память свою не жалуюсь. Прошу вас, скажите, кто же она, ваша подруга?
— Ее зовут… Лия.
— Вайнберг?
— Да.
Я был потрясен. Вдруг, совершенно неожиданно от чужого человека я услышал дорогое мне имя…
— Где она? Что вы знаете о ней? — Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно и ровно.