Как только колонна наших грузовиков, выкрашенных в белый цвет, приблизилась к Девятому километру, мне сразу стало не по себе. Казалось бы, куда ни глянь — голое поле. Все восемнадцать тысяч квадратных километров Ладожского озера лежат скованные льдом. Но с тех пор, как я добилась перевода из роты связи в автобат, каждый километр этой ледяной равнины получил для меня особое значение.
Когда же у низкого ледяного домика — поста Девятого километра — я разглядела фигуру в белом маскировочном халате, в голову невольно полезли всякие мысли. Именно в дежурство этого высокого регулировщика мне особенно не везло с самого первого дня.
Вернее, с той первой ночи…
Тогда еще не было ни этой заснеженной, ухабистой дороги, ни наших белых грузовиков. Я лежала, упершись лбом в гладкий, тонкий лед.
— Давай хлебни, парень!
Так впервые услышала я голос этого регулировщика. Приподнимая и усаживая меня, он влил мне в рот спирту из фляжки.
— Хлеба! — задохнувшись и кашляя, попросила я. — Хлеба!
— Девчонка!.. — удивился регулировщик.
— Доброволец из роты связи, — простуженно прохрипел комиссар. — Больше тридцати километров прошла за ночь. От самого Ленинграда.
Регулировщик, разглядывая меня слегка раскосыми глазами, достал из-за пазухи кусок хлеба, сунул мне в руку.
— Давай ешь. — И недовольно повторил: — Девчонка…
Комиссар наклонился ко мне и сказал:
— Ну, отдышалась? Свяжись с ленинградским берегом.
Судорожно проглотив кусок хлеба, я начала свой первый вызов через озеро:
— Я — «Подсолнух», я — «Подсолнух»! Вы слышите меня, «Береза»?
Комиссар, взяв у меня трубку, стал слушать, что отвечает ленинградский берег, и нахмурил белые от инея брови.
Луна, выбравшись из облаков, обратила лед в живую воду — дробящаяся дорожка бликов казалась набегающими волнами.
А дальше плескались настоящие волны, и было видно, как у Шлиссельбурга по не замерзшей еще воде немецкий буксир тянул баржу.
Комиссар, слушая ленинградский берег, тоже смотрел на буксир и баржу.
— К черту правила! — хрипло крикнул он в трубку. — Я понимаю, лед тонок, но порожняк может проскочить! Держитесь телефонного кабеля! Пусть со всех кабин снимут дверки, чтобы водители успели выпрыгнуть в случае чего… Вызовите добровольцев из коммунистов. Если надо, я вернусь и сам поеду на первой машине.
За щекой таял хлеб, а я вспоминала о том, как вся наша рота связи сделала два шага вперед, когда комиссар вызвал добровольцев идти через озеро.
Невозможно было оторвать взгляд от линии вешек, уходящих к сугробам ленинградского берега. Там каждый час умирали от голода люди, а у солдат не хватало патронов.
