Настал и его черед.
— Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, приводится в исполнение немедленно! — бесстрастно сообщил робот-универсал.
Мартин понимал, что спорить с машиной бесполезно, что механической глоткой этой марионетки вещает его величество Мозг корабля — невменяемый электронный кретин.
— Подсудимый, проследуйте к месту казни! — приказал робот.
Каждые сутки Мозг убивал одного человека. Мартин был последним, тринадцатым. Погибла Лайза, его любимая женщина. Погиб капитан. Погиб весь экипаж «Кассандры». Мозг устраивал «суд», неизменно доказывал вину «подсудимого», а потом преспокойно сжигал жертву в топке утилизатора. Живьем!
Мозг наслаждался казнью, смаковал их агонию как утонченный садист. Они не знали, кто будет следующим. Они имели возможность слышать «процесс», каждый шаг осужденного к топке, его испуганное бормотание, всхлипы и мучительный предсмертный вопль. Мартин был последним. Он умирал уже двенадцать раз…
Нельзя осуждать осужденного, как бы жалок тот ни был на эшафоте. Ожидаемая смерть, последний сознательный к ней шаг выхолащивает человека, истребляет волю, сбивает спесь с умнейшего существа в этой галактике. Как ни странно, самой мужественной оказалась Лайза — единственная женщина в их экипаже. За полшага до смерти Лайза не рыдала, не умоляла убийцу о пощаде, снисходительности к ней, как к женщине.
— На третьей станции воскреснешь… — сказала Лайза, прощаясь с любимым. Она знала, что он ее слышит. Она надеялась, что он ее поймет и хотя бы эта, двенадцатая человеческая жертва не будет напрасной. Лайза погибла вчера. А сегодня, на «суде», Мозг спросил:
— Что такое третья станция?
Мартин не ответил. Зачем машине древний миф о Христе, его скорбном пути на Голгофу? Когда-то, вместе с Лайзой, они пытались пройти этот путь — и сошли на третьей его остановке. Было тягостно как-то, неловко и совестно за людей, предавших бога. Лайза увела его в храм…
«И воздастся каждому по делам его…».
Своего творца, прародителя, своего непридуманного бога предала машина. Мозг звездолета вершил «правосудие»: обвинял, выносил приговор — и казнил!
Последний путь — к утилизатору — был неблизок. Жилые отсеки, служебные, реакторная палуба, трюм… Мартин пытался убедить себя, что эту страшную роль — осужденного к смерти — он только играет. Он повторял ее мысленно во время каждой экзекуции — в своей каюте, камере смертника. Дабы кощунственная постановка не удалась, он не мог, просто не имел права теперь сфальшивить.
Сопровождал его мощный эскорт: универсал спереди, универсал сзади и два маленьких, но ловких стюарда по бокам. Мартин шел, как и полагалось смертнику: неуверенно, шатко, спотыкаясь. Люминаторы ярко освещали длинную галерею и шахту эскалатора в ее конце. В шахте они замешкались.
